Главная Новости Биография Статьи Переводы Публикации Словарь Платоновское общество Искусство войны Почтовый ящик Ссылки
Все содержание (C) Copyright SVETLOV & Co, 2002
Светлов Р. В.
ДРУЗЬЯ И ВРАГИ РОССИИ
ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ ('Изд-во 'АМФОРА', 2003)
Не бывает друзей навек и врагов навек. Эта истина дается современной России очень нелегко. Все девяностые годы теперь уже прошлого века мы не могли найти себя в новом мировом порядке. Умом это признавали многие, но сердцем никак не ждали, что простое изменение границ может вызвать такие последствия. Еще более болезненным уроком стал опыт общения с бывшими союзниками. Сделав широкий жест, распустив свой экономический и военный союз, мы вместо благодарности получили в лучшем случае холодность, в худшем - враждебность с их стороны. Ни о какой мирной Европе или дружелюбном содружестве бывших республик СССР речи уже не идет. Жупелом российского великордержавия пугают своих граждан даже правительства славянских государств. Некоторые бывшие партнеры ведут себя как соседи по коммунальной квартире, устраивая свары из-за очередности пользования санузлом. Многие страны похожи на обывателей, стремящихся пнуть поверженного, уже не опасного колосса, а потом сфотографироваться на его фоне. Когда один из литовских профессоров важно предлагал российскому правительству прокопать туннель между Калининградской областью и Белоруссией, решив таким образом пресловутую 'визовую проблему', возникало ощущение абсурда. События 1986-1991 гг. привели к тому, что мы мгновенно перестали быть 'своими' даже для самых близких соседей, и на русских обрушилась волна ксенофобии.
С другой стороны у нас появляются партнеры, о которых еще совсем недавно мы и думать не могли. Мало кто в 80-х годах предсказывал, что скоро Израиль перестанет быть нашим смертельным врагом, а его правительство будет предлагать нам и США заключить своего рода тройственный пакт против арабского нефтедоллара.
Сейчас многие вспоминают знаменитую фразу: 'Лучшие друзья России - ее армия и флот'. Однако, как бы красиво эти слова не звучали, они являются заблуждением. В 1917 г. именно русские армия и флот выступили против собственной страны, погрузив ее на несколько лет в бездну гражданской войны.
Как это ни болезненно, нам нужно избавляться от иллюзий и стереотипов. Не стоит удивляться озлоблению Грузии, когда мы почти открыто помогаем осетинам и абхазцам удерживать в руках треть ее территории. Не следует досадовать по поводу стремления Сербии оказаться в рядах Евросоюза, той самой Сербии, которую еще несколько лет назад бомбили самолеты НАТО, а мы пытались поддержать всеми доступными нам тогда способами. Славянская солидарность - миф. Куда практичнее и естественнее для Белграда найти общий язык с победителем, чем держаться за некие исторические связи с Россией (в недавнюю эпоху Брос Тито, кстати, весьма сомнительные).
Чтобы разобраться с происходящим, нужно обратиться к опыту отношений России с окружающими государствами. Даже простое перечисление исторических периодов, когда мы воевали с той же Германией или Польшей, а когда находились в союзе, избавляет от многих штампов. История - активная политическая сила, она определяет наше сознание даже в большей степени, чем пропаганда власть предержащих.
Многочисленные войны с каким-либо из соседей, имевшие место в прошлом, вовсе не обозначают невозможности близкого и тесного союза в будущем. Однако путь к нему непрост. Часто такой союз - лишь результат страха перед еще более сильным врагом (например, - антигитлеровская). Все дело в том, что запах крови соседа, память о взаимных обидах, привычка видеть у врага именно такой овал лица и цвет глаз оседают в 'генах' жителей государства. Если народ - тоже биологический организм, то, скажем, для поляка не любить Россию, а, вместе с ней, и русских - самый настоящий инстинкт. Такие инстинкты приобретаются благодаря многократным повторениям одного и того же в истории, подобного инстинкту слюноотделения у собак Павлова.
Фактором, быть может в наибольшей степени определяющим историю государства, являются его границы. Открытие это было совершено уже давно. Можно вспомнить пропагандистские заявления Наполеона I о 'естественных пределах' Франции на Альпах и Рейне, а в ХХ столетии - рассуждения Карла Хаусхофера о естественных и неестественных границах, чтобы убедиться в этом.
Однако пока что разговор о границах шел почти исключительно с точки зрения жажды реванша. Весь XIX век он концентрировался вокруг Эльзаса и Лотарингии - то ли германских, то ли французских областей, в XX приобрел форму вопроса о естественных пределах распространения германского народа, о границах Речи Посполитой и т. п.
На самом деле неестественных границ нет. Каждый народ имеет то правительство, которого он достоин, и каждое государство обладает границами, которые оно заслуживает. Во времена императора Августа 'естественной' для римского государства и в экономическом, и в стратегическом смыслах была граница по Эльбе. Но римляне смогли удержаться только на линии Рейна. Во времена Ярослава Мудрого русские основали посреди земли эстов город Юрьев; Прибалтика казалась естественной сферой влияния как Киева, так и северорусских торговых городов. Однако с XIII века и на долгие годы северо-западной границей Руси стала линия Чудского озера и долина реки Великой.
Однако любое государство стремится решать какие-то приграничные вопросы, предпочитая округлять свои владения, чем терять что-то. В данном случае речь идет уже не о 'естественности' новых границ, а о необходимости и внутренней оправданности экспансии. Чуть ниже мы увидим, что расширение границ России Романовых являлось не только стремлением к великодержавию, но и ясной экономической необходимостью: без этого продвижения Россия могла прекратить существование еще несколько столетий назад.
Граница, как известно, проходит не только вовне, обозначаясь погранзаставами и терминалами таможен. Куда более важно, что она проходит внутри нас, отделяя своих от чужих. В эпоху Российской империи и Советского Союза люди различных вероисповеданий, языков, даже расовых типов были для чужеземцев русскими. С точки зрения межгосударственных отношений все различия исчезали. Когда же внутри государства начинается игра в 'свои-чужие', это становится первым признаком его кризиса и угрозы распада на более мелкие образования.
Таким образом, вопрос о друзьях и врагах - это еще и вопрос о границах. Даже в ХХ в., то есть в эпоху, когда сферы экономического влияния стали едва ли не более определяющим фактором, чем непосредственная конфигурация границ, вопрос о том, враги, или друзья мы с США встал только тогда, когда наши солдаты встретились в 1945 г. на Эльбе.
Именно поэтому книга будет посвящена не вообще все странам мира. В отдельные периоды истории происходящее в республиканской Испании, или на революционной Кубе занимало Россию в большей степени, чем события в других регионах мира. Италия, например, трижды посылала своих сыновей воевать против России - в 1812, 1854 и 1942 гг., но кто сейчас будет припоминать итальянцам эпизоды из нашей истории? Все перечисленные события были связаны совсем с другими проблемами, которые решала Россия.
Поэтому речь пойдет здесь только о тех странах и о той истории, которая непосредственно касается нас и влияет на настоящее России. Эту книгу нужно читать как словарь, отношения с каждой из стран или групп государств рассмотрены здесь как особая проблема. Знать о пересечениях интересов Китая, США, или кого-то еще, конечно важно, когда изучаешь историю конкретной войны или союза. Фон наших отношений с кем-то из соседей каждый раз может быть новым, однако сами эти отношения подчиняются внутренним закономерностям, которые я и попытаюсь прояснить.
* * *
Но была ли Россия в течение всей своей истории одной и той же? На мой взгляд, перед нами по крайней мере четыре государства, которые сменяли друг друга в течение 1200 лет. Связаны они друг с другом кровью, традициями государственной власти, текущей в жилах значительной части населения, верой, которую исповедовала опять же не вся, но значительная часть населения, а также - географией государственного ядра. Здесь главное - даже не территория, которую занимает государство, а силовые линии, легко прослеживаемые на карте, определяющие его жизнь, показывающие перспективы или упущенные возможности.
Итак, под Россией мы имеем в виду:
Киевскую Русь (государство ? I в последовательности нашей истории). Это была совсем другая Русь, чем нынешняя Россия. Графически ее структуру можно изобразить так:
<СХЕМА>
Действительно, Русь лежала на перекрестье торговых путей: (1) из Балтики в Эгейское море - через Волхов и Днепр, (2) из Балтики в Среднюю и Срединную Азию - через Волхов, правые притоки Волги (Сить и т.д.), Каспий, наконец, (3) из Западной Европы ('Франкии') в низовья Волги и ту же Срединную Азию - через Верхний и Средний Дунай, Прикарпатье, Волынь и Приднепровье. Наличие этих торговых путей стало причиной быстрого складывания русского государства под властью варяжской династии. Чьей крови было больше в Рюрике - германской или западнославянской, - сказать трудно. Но просторы тогдашней Руси мог поставить под контроль только князь 'специализирующийся' на контроле за торговыми путями.
Военные походы Рюриковичей были строго ориентированы по линиям торговых путей. Именно поэтому первые киевские князья воюют с Византией, держат в узде Новгород, стремятся победить сепаратизм древлян и вятичей (преграждавших, соответственно, пути 'из Франков' и 'из Варяг в Хазары'). В периоды высшего расцвета своего могущества они осаждают Константинополь, подчиняют Волжскую Булгарию, добивают дряхлеющий Хазарский каганат. Одно из удельных русских княжеств, т.н. Тмутаракань, образуется на месте бывшего Боспорского царства (Восточный Крым и Таманский полуостров), и это также связано со стремлением контролировать торговые потоки по еще одному пути - из 'Греков' в 'Хазары', и далее - в Срединную Азию.
Международные связи русских князей, в итоге, огромны. Германия, Франция, Англия, Скандинавские страны, славянские державы на южном побережье Балтики, Польша, Чехия, Болгария, Венгрия, Византия, возможно даже сельджукские султанаты, - вот примерный список государственных образований, с которыми Рюриковичи поддерживали дипломатические и брачные связи.
Фактический распад древнерусского государства произошел в XII столетии. Остался звучный титул Великого князя Киевского, осталось единство церковной организации и язык, хотя уже и делившийся на местные диалекты. История Руси могла пойти по пути средневековой Германии, если бы не события XIII столетия. Мы имеем в виду татаро-монгольское нашествие, захват Прибалтики католическими духовными князьями, в основном немецкими, а также мощный прорыв литовцев в вакуум политической силы, образовавшийся как раз вдоль линии Днепра.
Именно походы литовских дружин и захват литовскими князьями власти над ключевыми городами центральной оси бывшего Киевского государства - Полоцком, Туровом, наконец - Киевом, предопределил разделение Древней Руси на три исторических региона. Первый - Юго-запад, тяготевший к католической Европе и претерпевшей сильное влияние вначале Венгрии, затем - Польши, а в Новое время - Австро-Венгрии, куда по наследству от Польши перешла Галичина. Именно эта территория сейчас является центром самой непримиримой русофобии на Украине.
Второй - Центр, то есть княжества, расположенные вдоль Днепра. Они полностью перешли под власть литовцев. Та часть, которая находилась под непосредственным управлением литовских князей, стала центром образования белорусской народности. Те же, что вошли с XVI в. в 'Княжество Русское' с центром в Киеве (см. 'Украина'), превратились в территории, где формировались будущие 'классические хохлы'.*
<*Аналогией случившемуся с центральной частью Киевской Руси может быть судьба центральных земель империи франков Карла Великого, т.н. 'Королевства Лотаря', в котором также сформировалось много народностей - от голландцев до эльзасцев. Вообще этот период Руси напоминает распад империи Карла Великого, а судьба Восточно-Франкского королевства, будущей Германии, - судьбу Московской Руси.>
Третья - Север и северо-восток. Именно здесь формировалась Московская Русь (государство ? II в нашей последовательности). В принципе ничто не мешало Северу (то есть Пскову и Новгороду) 'переметнуться' на сторону Запада. Можно вспомнить, что литовские князья призывались в Новгород и Псков в XV столетии именно в пику Москве. При мощнейших экономических связях с Северной Европой, особенно Ганзой, новгородцы имели богатые возможности для политического лавирования и выбора своей будущей судьбы.
Лишь постоянная активность князей Владимирской, а потом Московской Руси, не жалевших сил на утверждения своей власти в новгородской земле, не позволила этим вольным городам пойти по пути большей части древнерусских земель. Нет сомнений, что, в случае неудачи политики великих князей северные территории могли разделить судьбу Украины и Белоруссии, и мы теперь имели бы еще один восточнославянский народ, занимающий территорию от Прибалтики до Северной Двины, а, быть может, и Урала.*
<*В наше время идея особого северорусского племени очень популярна на севере России, а в Поморском (Архангельском) университете пишут ученые работы на эту тему.>
Однако великие князья справились с задачей, и это стало важнейшим условием сохранения на окраине огромной, но ушедшей в прошлое, Киевской Руси территории, которая стала базой для будущей России.
Итак, новая, Московская, Россия возникала на торговом пути из Северной Европы в Поволжье и Среднюю Азию, по оси
Новгород - Москва. Удерживая контроль над Новгородом Владимирские, а потом Московские князья получали выход к Белому морю, богатой деревом и пушниной Биармии (Перми), и даже Уралу. А, самое главное, северо-восточная Русь получила пространство для колонизации. Продолжилось естественное движение восточнославянских племен - на восток и северо-восток, обходя глубоко уходящую здесь в северном направлении линию степей и лесостепей. Продолжилось и смешение с местными племенами, принадлежавшими к балто-литовским и угро-финским языковым семьям. В итоге сложился пресловутый этнический тип 'великоросса', знакомый нам по картинам и художественным описаниям XIX столетия: борода, круглое лицо, светлые глаза, нос 'картошкой' и т. д.
Переломным временем стала вторая половина XV в. На нее падает правление Ивана III , первого русского царя и именно того человека, при котором формируется идея Москвы как Третьего Рима. Государственной идеологией стала концепция Мирового Града.
Третий Рим - идея, никак не привязанная к русскому этносу. Точно так же возвышались над всем древним и средневековым миром Рим 'Первый' (собственно Рим), и 'Второй' (Константинополь).
В античную эпоху римлянином именовал себя не житель конкретного города, но гражданин Римской республики, затем - подданный Римской империи. Именно поэтому Риму как граду земному, охватившему, словно болезненная опухоль, весь цивилизованный мир, Августин Гиппонский противопоставил Небесный Иерусалим.
Константинополь стал столицей для новых римлян - 'ромеев', которыми являлись и греки, и сирийцы, и армяне, и славяне. Византийские императоры, по крайней мере, такие как Юстиниан Великий, считали себя единственными подлинными христианскими монархами, свою державу расценивали как санкционированное Богом государство, а Константинополь - как столицу всего мира.
Показательно, что в последние десятилетия своей истории границами Византийской империи были стены Константинополя, но, тем не менее, последний оставался одним из самых богатых городов Европы. Запирая сразу несколько торговых путей, он мог существовать даже без внешних владений - подобно купеческим республикам средневековой Италии. Город-империя пал лишь после чрезвычайных усилий державы турок-османов, быть может, сильнейшего государства своего времени.
Москва попыталась перехватить эстафетную палочку Мирового Града, уже выпавшую из рук правителей 'Второго' Рима. По крайней мере, три основания к этому у нее были. Во-первых, Иван III женился на Софье Палеолог, войдя в число соискателей прав на константинопольский престол, занятый османами, по общему мнению, лишь временно. Во-вторых, в Москве не поддержали заключенную в 1439 г. унию между константинопольским патриархом и Римом. Все понимали, что уния была лишь средством для Византии получить действенную помощь от Запада. Однако Москва расценила ее как позорную капитуляцию, сохранив чистоту своего православного лика.
Наконец, в-третьих, Москва в это время бурно росла как город. Английские путешественники, побывавшие в Москве во времена Ивана Грозного, утверждали, что она больше Лондона.
Именно тогда в глазах окружающих народов возникла Московия, а русское государство стало восприниматься как личный 'проект' московских князей. На Украине до настоящего момента русских называют 'москалями', да и в Европе мы были 'московитами' едва ли не до конца XVIII века. При этом европейцы не понимали, что называть русскую нацию по ее столице не менее абсурдно, чем именовать всех французов 'парижанами'.
Параллельно Иван III претендовал и на восстановление наследство Рюриковичей, именуя себя 'царем всея Руси'.
На XVI в., век расцвета 'Московской' Руси, падает расширение ее территории, которое предопределило великое будущее этого государства. Присоединение Смоленска продвинуло ее ближе к Европе, а, самое главное, большой регион в бассейне Днепра стал развиваться вместе с будущей Великороссией, иначе 'смольняне' оказались бы растворены среди белорусов и украинцев.
Но еще большую роль в истории России сыграло присоединение Поволжья: территорий Казанского и Астраханского ханств, а также начало проникновения в Сибирь (я имею в виду поход Ермака 'сотоварищи').
Иван Грозный - сложная фигура, едва ли кто-либо из моих современников согласился бы жить в те времена, однако: Да, Россия, в конечном итоге на выдержала слишком разорительных проектов этого царя - от освоения Поволжья до 'Опричнины' и изматывающей Ливонской войны. Спустя два десятилетия после его смерти (1584) начался тяжелейший кризис ('Смутное время'). Однако территориальные приобретения Грозного работали 'на перспективу'.
Дело здесь в особенностях земледелия в регионах, которые стали ядром Московского государства. Климатические условия вкупе с низким плодородием почвы не позволяли (и не позволяют до настоящего момента) получать урожай, подобный урожаям в Западной Европе. Да и усилий на то, чтобы выжить требовалось больше. Крестьянин едва-едва мог прокормить самого себя; об излишках, продаваемых на рынке, часто не могло идти и речи. 'Московития' была обречена на то, чтобы стать редконаселенной страной с натуральным хозяйством, посреди которой располагается полтора десятка относительно богатых торговых городов.
Действия Ивана Грозного изменили перспективу России: пока не реальность, но перспективу. Плодородные земли Поволжья позволяли получать совершенно иные результаты крестьянского труда. Правда прежде, чем Поволжье станет одной из житниц России, пройдет немало времени. Нужно было еще обуздать кочевников, поломать стереотипы народа, научиться использовать казацкую вольницу. Все это произойдет только в XVIII в. Но именно здесь, среди 'жирных' земель южных степей и лежала перспектива России как великой и многочисленной нации.
К тому же присоединение Поволжья сделало Россию едва ли не монопольным владельцем сухопутных торговых путей из Западной Европы в Иран, Среднюю Азию, Китай. После захвата Константинополя турками и гибели генуэзских колоний в Крыму путь через Средиземное и Черное море для европейских купцов оказался закрыт. Теперь торговцам приходилось выбирать северный маршрут - через Прибалтику (или Белое море), Русь и подвластные ей Казань и Астрахань.
Перспективным стало и проникновение в Сибирь с ее гигантскими, до сих пор не освоенными ресурсами. Лишь в XIX в. огромные пространства за Уралом начали приносить реальные дивиденты государству, но зато именно они превратили Россию в мировую державу.
Вслед за экспансией времен Ивана Грозного наступило долгое, тяжелое 'похмелье'. В Смутное время существование Московского государства не раз было под угрозой. И, в конце концов, 'Московития' пала. Когда на помощь Москве, захваченной поляками, пошли земские ополчения, это означало, что идеология Третьего Рима сменяется идеей национального государства. Жители Нижнего, Ярославля, Тулы, Твери, даже казаки вдруг ощутили себя русскими.
Было бы России плохо под рукой польского королевича Владислава, или нет, сейчас сказать трудно. В течение XVII столетия Польша стремительно слабела, теряя свои позиции в Центральной Европе и Прибалтике (мы уже не говорим о грандиозном восстании 1648 г. на Украине и последовавших за ним войнах со Швецией и Россией). Быть может, свежая кровь в лице России с ее неожиданно удачной восточной политикой и стала бы допингом для Речи Посполитой: только верится в это с трудом. Слишком уж велик был гонор польско-литовской шляхты, считавшей себя пупом земли. Дело все равно закончилось бы разводом - неважно, мирным, или нет. И на московском престоле почти наверняка оказалась бы национальная династия.
Итак, вслед за Московской Русью наступила эпоха России первых Романовых (государство ? III в нашей последовательности). Романовы были избраны 'миром' в 1613 г.*
<* Можно, конечно, говорить о сомнительном пути их прихода к власти. Так, Филарет (Федор Никитич) Романов был наречен русским патриархом в Тушинском лагере Лжедимитрия II . Тем не менее, именно Филарет сумел консолидировать очень пестрое русское общество времен Смуты.>
Уверен, это оказалось правильным выбором. Во всяком случае, уже второй царь из новой династии, утвержденной всей Россией, - Алексей Михайлович, - был вполне дееспособным государем. Он присоединил Левобережную Украину, вернул Смоленск, едва не встал твердой ногой на Балтике и лишь из-за отсутствия опыта в отношениях с европейскими странами не совершил раздел Речи Посполитой еще задолго до Екатерины Великой.
Русь первых Романовых была странным государством. Еще сохранялась память об избранности Москвы. Однако для успешной конкуренции с соседями требовалось что-то большее: модернизация экономики, армии и государственного управления.
Для решения этих задач привлекали в основном западных специалистов. И снова власти занимали двойственную позицию, с одной стороны заманивая немалыми гонорарами и условиями жизни, с другой же - мешая всему, что считалось подрывающим устои: от следования европейской моде до свободного исповедания своей веры.
Справившись с церковным расколом и победив мощное восстание, связываемое с именем Степана Разина, Алексей Михайлович сохранил централизованное государство. При нем казаки и торговые люди осваивали бесконечные просторы Сибири. Русские купцы добрались до Китая. Отсутствие выхода на Балтику стало стимулом для развития Поморья (побережье Белого моря) и роста Архангельска. Россия постепенно становится привлекательным рынком сырья для европейских купцов - в первую очередь голландских и английских. Но после смерти Алексея начинается новый период ослабления государственной воли.
Отрицательный опыт полумер, которые использовали Романовы XVII столетия, осмыслил только Петр I . Именно этот государь вывел страну из жесточайшего 'системного кризиса', вызванного несоответствием размеров государства и задач, стоящих перед ним дедовскому способу ведения дел.
Петр I - родоначальник Российской империи (государство ? IV в нашей последовательности), империи и по букве (с 1721 г. это - официальное название российского государства),*
<*Интересно, что впервые императорского титула был удостин еще царь Василий III , которого в договоре 1514 г. с германским императором Максимилианом именовали 'Божией милостию Цесарь'.>
и по духу.
Государство, которым начал править Петр, было крайне аморфным - по своему внутреннему состоянию и из-за отсутствия четких целей во внешней политике. Петр I нашел рецепт реформы своего государства. Им стала война, которая показала все недостатки прошлого образа правления, и вытекавшая отсюда 'вестернизация' жизни - хотя бы дворянской верхушки государства. Именно таким путем он сумел мобилизовать свою державу для удивительного рывка в имперское будущее.
В учебниках по истории часто пишут о развитии Петром русской промышленности (строительство заводов, организация внутреннего рынка и т.д.). Это верно, но реформатор не изменил главного: Россия оставалась поставщиком сырья для Европы. Так мы живем и до настоящего момента - и еще не известно, сколько это продлится.
Однако западный торговый капитал начал оседать в России. Вместе с ним приходили и западные товары - не только массового потребления, но и необходимые для развития армии, образования, собственного производства.
Чтобы сделать этот процесс необратимым, Петр стремится свести до минимума число посредников между Россией и Европой, разрывая на Черном и Балтийском морях тесные 'объятия', в которое Россию взяли три главных ее тогдашних соседа: Турция, Польша, Швеция. Все это дало ему повод провести войны, имеющие ясные задачи (и, одновременно, помогавшие перестраивать государство). Я имею в виду Азовские походы и Северную войну. Если 'черноморская программа' оказалась сложнее, чем представлял это Петр, то выход на Балтику Россия получила.
А теперь посмотрим, что произошло в результате. Россия послепетровская - это страна с четко выраженной политикой экспансии. Одна новая столица чего стоит! Петербург построили в стратегически важном месте, но против перемещения столицы в дельту Невы были местный климат, болота, малонаселенная округа, наконец, военная уязвимость. Можно вспомнить, что во время Крымской войны 1853-56 гг. едва ли не треть русской армии находилась на берегах Балтики, чтобы прикрыть столицу от возможного десанта союзников - и это в то время, когда судьба страны решалась под стенами Севастополя.
Вот это стремление утвердиться на Балтике вопреки всему и подсказывает характер русской политики XVIII -XIX вв. Санкт-Петербург - Четвертый Рим. Он изначально создавался как имперский город, соединивший в себе черты многих европейских столиц. Его население всегда было крайне пестрым; долгое время Петербург находился как бы 'при России', а не 'в России'.
Новая столица была нужна Петру не только для торгового 'допинга', который требовался российской экономике, но и для реализации его 'северогерманского' проекта. В 1716-17 гг., когда русская армия находилась в Северной Германии и Дании, а Романовы породнились Мекленбургским и Брауншвейгским правящими домами, Петр I едва не превратил Балтику в 'Русское море'. Хотя современные росси йские историки всячески отрицают подобные замыслы у Петра, он явно хотел помириться с Карлом XII и, опираясь на связи с местными князьями, де-факто стать господином в северной Германии.
Попытка оказалась неудачна; Петр расплатился за нее ссорой с Данией и периодом напряженных отношений с Англией. Отказавшись от продвижения в Германии, он завершил Северную войну, после чего попытался захватить весь бассейн Каспия, дабы окончательно взять под русский контроль евразийскую торговлю. Однако наследники Петра вновь вернулись к 'Германскому проекту'.
Место Мекленбурга и Брауншвейга занял Шлезвиг-Гольштейн (через брак дочери Петра Анны). Территория этого герцогства, расположенного на основании Ютландского полуострова, была одним из наиболее уязвимых мест Германии. Причем не только по своему географическому положению, но и по той причине, что за влияние на Шлезвиг-Гольштейн шла постоянная борьба между немецкими государями и Данией. Русские императоры могли лавировать, ссылаясь на свои генеалогические связи с местными герцогами и оказывая серьезное влияние на расстановку сил на Балтике и в Германии. К тому же через территорию Шлезвига Россия могла получить выход на Северное море.*
<* Впервые идея прорытия канала через перешеек в районе Киля возникла у Петра I в 1716 г. Понятно, что этот канал предназначался для русских торговых и военных кораблей, так как проход через Зунд легко запирали датский, шведский или английский флоты.>
Русское влияние сохранялось до 1863 г., когда Австрия и Пруссия воспользовались международной изоляцией России, возникшей из-за очередного Польского восстания, и обменяли свое благожелательное отношение к карательным действиям русских войск на невмешательство Александра III в их войну против Дании. В итоге Шлезвиг-Гольштейн оказались для русских царей потеряны, а Пруссия быстро превратилась в Германскую империю, поглотившую 'голштинскую' родину Романовых и вскоре стала смертельным врагом России.
Но, прежде чем это произошло, Россия в течение полутораста лет не только имела рычаги давления на Германию, но и управлялась династией, которая привечала немецкую диаспору. В России жило множество немцев - начиная с 'остзейских' (то есть жителей Прибалтики, завоеванной царем) и заканчивая офицерами, учеными, учителями, мастеровыми, ежегодно пересекавшими русскую границу. Русские государи являлись альтернативой немецким династиям. И были не прочь превратить свое государство в русско-германскую империю.
После шведской Прибалтики русские присоединили Курляндию, значительную часть населения которой составляли немцы. Во время Семилетней войны русские в течение нескольких лет оккупировали Восточную Пруссию. Если бы не смерть Елизаветы и не резкая смена политического курса при Петре III , 'калининградский анклав', вполне возможно, появился бы уже в XVIII в.
Усиление Пруссии преградило России путь на севере. Лишь во время правления Николая I Россия снова решительно вмешивалась в германские дела. Однако прусская династия Гогенцоллернов успешно занималась объединением страны, и Германии русский немецкий император стал уже не нужен.
Не менее важным для России был 'Черноморский проект'. На побережье Черного моря русские утвердились лишь в конце XVIII в., хотя каждая из войн с Турцией происходила в мечтаниях о Проливах и Царьграде. Этот уникальный исторический, стратегический, экономический, торговый район в руки Романовых так и не перешел. Однако движение на юг позволило избавиться от татарской опасности, и именно в XVIII столетии плодородные степные равнины Причерноморья и Поволжья стали заселяться. Возникла огромная Новороссия, создателями которой стали русские, украинцы, немцы, греки, армяне. В XIX столетии Россия могла прокормить уже не только себя, но и всю Европу. Вместе с ростом производительности крестьянского труда начался рост населения. Огромные просторы, которыми владели Романовы, приобретали обжитый вид.
Насколько это было важно для России, станет ясно, если вспомнить, что перед Северной войной ее население составляло всего около 13 млн. человек, а в 1812 г. русские войска, сосредоточенные на западной границе, были по численности меньше не только Великой армии Наполеона, но даже французских частей, входивших в нее.
До возникновения мифа о беспредельных людских ресурсах России было еще далеко.
На новые, активно осваиваемые территории (Прибалтика, Новороссия, Поволжье, Сибирь), устремляются наиболее деятельные элементы общества. В Московской России (позже этот регион будут мечтательно называть 'Средняя полоса') - наоборот жизнь течет медленно. Иначе как застоем ситуацию в сельских местностях не назовешь - с последствиями этого застоя мы разбираемся до настоящего момента.
Но Романовым было не до волнений о процветании 'исторического ядра' их державы. При Екатерине I и Александре I Россия получила обширные 'довески', которые не снились ни одному из европейских государств. В результате разделов Польши мы стали владеть большей частью бывшей Речи Посполитой, а после Наполеоновских войн получили Варшаву. С 1809 г. России принадлежит Финляндия. Еще раньше началось проникновение в Закавказье: вначале в Грузию, затем - Азербайджан, а при Николае I и в Армению.
Часть территорий 'осваивали' путем образования уний (Царство Польское, Великое княжество Финляндское), часть присоединяли напрямую (Закавказье). Западная граница России продвинулась до Центральной Европы, а южная оказалась неподалеку от Ближнего Востока. Больше не было аморфных и несамостоятельных буферных зон между Россией и Европой, Россией и Азией (Турцией, Ираном).
На это время падает расцвет могущества Российской империи. С варшавского 'балкона' русские армии грозили через несколько недель оказаться на Рейне. В Новороссии и Поволжье кипела жизнь; русские поселенцы активно осваивали Прикубанье и Терек, русские торговые колонии контролировали торговлю пушниной на Аляске.
'Черноморский проект', кажется, был готов принести долгожданные плоды. Освободившаяся Греция становится форпостом русских интересов на Средиземноморье. Выход к Дунаю, обретенный в 1811 г., окончательно превратил Россию в соседа славянских Балкан. В Петербурге пока не представляли, насколько эфемерно будущее 'панславянской идеи'. Россия казалась гарантом автономии славянских провинций Турции и свободы вероисповедания для их населения. Сама Оттоманская империя напоминала умирающего, наследство которого были готовы делить европейские державы.
В обширных славянских областях Австро-Венгрии также начинало расцветать русофильство. В Галиции, Хорватии, Чехии были убеждены, что русский император при случае поможет им добиться автономии внутри Австрийской империи, а, быть может и независимости.*
<*Другой вопрос, желали ли западные и южные славяне присоединения своих земель к России. Для местных политиков панславизм был лишь козырной картой в непрекращающемся торге с властями Вены.>
К сожалению, этот период длился недолго. Крымская война показала не только близорукость русской дипломатии (не подозревавшей, что ради сохранения 'европейского равновесия' на защиту умирающего встанут первоклассные державы), но и неготовность России к роли мирового лидера, - экономическую, военную, общественную.
Александры II и III попытались справиться с этой неготовностью. Несмотря на крайне неудачные итоги новой Балканской войны (1877-78 гг.), выигранной на поле боя, но полностью проигранной за столом переговоров, Россия имела передышку в несколько десятилетий для решения своих внутренних проблем. Наконец удалось замирить Кавказ, русская колонизация этого района проходила теперь беспрепятственно. Успехом завершилось планомерное завоевание Средней Азии и стала намечаться 'индийский проект' (к счастью, русские политики так и не решились не его выполнение - см. 'Англия'). Небезызвестные опиумные войны, которые вели с Китаем Англия и Франция позволили России закрепить за собой Приморье. В этом смысле отказ правительства Александра II от Аляски выглядит вполне разумным мероприятием: сил для одновременного освоения Аляски и Приморья у государства не было. При ином раскладе событий Россия потеряла бы Владивосток уже в начале ХХ в.
Существует масса причин кризиса Российской империи, начавшегося в конце XIX в. Промышленный бум, наконец пришедший и к нам, принес с собой все прелести 'опролетаривания' населения, а имевшегося уже в Европе опыта смягчения этой ситуации в России просто не было. Давил внешний долг и необходимость участвовать в гонке вооружений. Слишком много сил уходило на освоение новых территорий. После объединения Германии, российские государи все в большей мере начинают вспоминать о традициях Святой Руси, пытаясь найти идеологию для государства евразийского типа, которое и пытаются строить. А это устраивало далеко не всех: многие все еще полагали, что будущее России в Европе. Да и национальные окраины видели в этом угрозу своим правам.
Как обычно, действовал целый комплекс факторов. Мы хотели бы упомянуть еще один, в последнее десятилетие стыдливо замалчиваемый историками - фактор Николая II .
В системе государственного управления России фигура императора играла ключевую роль. Большинство Романовых - начиная с Алексея Михайловича - были личностями. По крайней мере, это можно с уверенностью сказать о государях XIX в. Даже если Николай I и Александр III не нравятся кому-либо из нас, нельзя отрицать их державной воли и определяющего влияния на государственную политику.
Николай II , к несчастью, в корне отличался от своих предшественников. Хороший (вполне возможно), но слабый человек, он был совершенно не способен править государством, тем более - на рубеже эпох. Слабоволие и беспринципность Николая стали причиной беспомощности внешней и внутренней политики России. Окончательно последний из Романовых расписался в своей никчемности, возложив на себя в 1915 г. обязанности главнокомандующего.
Второе Смутное время, которое нам известно как период февральской и октябрьской революций и Гражданской войны 1918-22 гг. (в Средней Азии фактически продолжалась до 30-х гг.), в сущности являлось периодом болезненного изживания чудовищного кризиса, в котором оказалась Россия к исходу 1916 г. Степень случайности того, что именно большевистская партия оказалась у власти и что именно марксизм (стремительно приспосабливаемый к российской почве) стал идеологией нового государства, - тема не закрытая до настоящего момента. Однако приходится признать реальность: именно космополиты-марксисты, восстановили российскую государственность - какие бы при этом цели они перед собой не ставили.
Интернационал империи Романовых получил продолжение в истории Советского Союза. Я не выделяю период с 1922 по 1991 гг. как особый потому, что от Романовых СССР в целом унаследовал контур государственных границ, а также идею мирового характера государства.
Правда, отпали Финляндия, Прибалтика, Польша - почти в границах Речи Посполитой. Однако Кавказ, Средняя Азия и Дальний Восток остались в составе России. Столица 'переехала' в Москву: слишком близко к Петрограду-Ленинграду пролегла государственная граница. В век авиации и бронетехники его местоположение стало уязвимым.
Как и во времена Петра I , способы выхода из кризиса в большевистской России были совсем не цивилизованными. Преодолев разруху благодаря попущению мелкого предпринимательства, власть предержащие дождались, пока поросенок по имени 'мелкий буржуа' созреет, и в конце 20-х пустили ему кровь, осуществив за счет 'нэпманов' индустриализацию страны. Вместе с тем сельское хозяйство также попытались превратить в разновидность промышленного производства, насильно создав совхозы и колхозы. Спустя несколько десятилетий стало ясно, что совхозная идея - мертворожденное дитя: сельское хозяйство с конца 50-х гг. стало стремительно деградировать, однако в 30-е гг. все негативные явления считали 'болезнью роста'.
Так или иначе, за десятилетие страна совершила настоящий скачок в будущее. Когда Россия и Германия - две страны, ослабленные, но не уничтоженные в годы Первой мировой, восстановили свою государственную мощь, мгновенно пала вся система государств, созданная в 1918-1922 гг. политиками Антанты. Державы 'санитарного кордона' (Польша, Прибалтика) перестали существовать. Советский Союз получил 'балкон' в Центральную Европу в виде Галиции, а границы России и Германии вновь соприкоснулись.
Все произошедшее дальше хорошо известно. Униженная, почти растоптанная в 1941 г. Советская Россия устояла. Внутренние ресурсы оказались даже большими, чем предполагало коммунистическое руководство (осенью 1941 уже готовившееся 'заманивать' немецкие танки до Поволжья).
Победа в войне и удачная внешняя политика Сталина в последующие годы вернула России статус мировой державы. Территориальные приобретения государства были не столь велики (хотя Курилы, и Восточная Пруссия имели и имеют огромное стратегическое значение), зато образовавшиеся страны Варшавского Пакта стали прекрасным буфером между Россией и Западом, а также военным и экономическим плацдармом в Европе. 'Германский проект' Романовых нашел блестящее решение (Калининград и ГДР). Коммунистическое правительство в Болгарии казалось залогом успешной реализации и 'Черноморского проекта'.
В 50-60-х гг. советские базы появились и в Западном полушарии (на Кубе), и в Юго-Восточной Азии (во Вьетнаме), и в Африке (в Анголе, Эфиопии, одно время - в Египте). Россия, наконец, построила океанский флот (первая попытка в конце XIX столетия была неудачна). Вместе с ракетными войсками и бесчисленными танковыми частями в Центральной Европе флот стал фактором, которой делал военное противостояние с СССР самоубийственным делом.
По большому счету нервом всей политической жизни стало противостояние двух супердержав: США и СССР, каждое из которых существовало в окружении настоящей 'свиты' союзников. Двуполярное мировое устройство оказалось весьма устойчивым. Вместе с угрозой ядерной войны оно позволяло локализовать любые конфликты, в том числе высшей категории сложности. Компромисс находился даже в таких случаях, которые еще несколько десятилетий назад привели бы к открытому столкновению. Война была вытеснена из Европы - главной пороховой бочки Земли в XIX -XX вв.
Тем не менее, Россия вновь проиграла столкновение с Западом. Причины? Их - как и случае Октябрьской революции - было множество. Здесь и идеология, давно устаревшая, превратившаяся в надоевшую всем риторику, уже не объединявшая общество, а раскалывавшая его. Здесь и внешнеполитические и экономические ошибки, примеров которых можно привести множество. Вот некоторые из них:
- Имперская беззаботность генсеков, делавшая своим реальным или мнимым союзникам слишком щедрые подарки. Вернув Польше Белосток, Сталин никаких особых симпатий поляков к нашей стране не приобрел. Зато связь с Калининградом оказалась возможна только через Прибалтику, результаты чего мы остро ощущаем в настоящий момент. Хрущов вернул Китаю Порт-Артур, что лишило нас прекрасной базы в Желтом море, которая во времена вражды с Пекином торчала бы у китайцев костью в горле (например, подобной костью для социалистической Кубы была американская база в Гуантанамо). А последствия 'подарка' Хрущовым Крыма Украинской ССР будут будоражить русско-украинские отношения еще долгое время. Остается только радоваться тому, что Калининград не вручили в честь какой-нибудь годовщины ГДР или Литве.
- Неумение сохранить единство своей системы государств. Если 'маневр' Тито в сторону Запада еще можно понять - Югославия изначально не желала находиться под дланью 'Большого брата', то с Китаем отношения нужно было выстраивать по-иному. Кремлевские аналитики не учли трехтысячелетний опыт китайской истории, силу традиционализма китайской культуры. Китай органически не мог быть вторым в иерархии социалистических держав.
Вообще установка на коспополитизм пролетариата оказалась совершенно неверной. Этнические и государственные корни играли куда большую роль в его симпатиях и антипатиях. Польские пролетарии так и не забыли, что в 1939 г. Советская Россия лишила их родину наследства Речи Посполитой, а в 1944 г. позволила частям СС подавить Варшавское восстание. Да и вообще Вторая мировая велась под национальными лозунгами: в России вспоминали Александра Невского и Богдана Хмельницкого, в Италии - Цезаря, в Германии - Фридриха Великого, в Британии - Мальборо и Нельсона:
- Неумение работать с внешними долгами своих союзников. Огромные экономические и финансовые вливания в поддерживающие Россию режимы стран 'Третьего мира' - во все эти Эфиопии, Анголы, Мозамбики, Ираки, - Сирии, не привели к их экономическому процветанию. Совершенно непонятно, каким образом эти долги могут быть возвращены. Поскольку в СССР не было создано нечто Международного Валютного Фонда, который попросту поставил под свой контроль экономику большинства прозападных стран 'Третьего мира', эти деньги можно считать потраченными впустую.
- Зависимость, в которую поставила себя от Запада Россия, создав самую потрясающую систему добычу ресурсов, но из всех отраслей обрабатывающей промышленности развивая лишь военную. Сложилась парадоксальная ситуация: хотя наш газ отапливал большую часть Европы, не страны НАТО зависели от нас экономически, а мы от них. Угроза 'закрыть кран' никак не мешала им разместить, например, вдоль границ 'Восточного блока' ракеты среднего радиуса действия, нейтронное оружие, новые артиллерийские и танковые системы:
После 1991 г. Россия потеряла очень многое. Прежде всего - уважение к себе. Ненависть, которую испытывали к ней многие западные обыватели, сменилась презрением. Если раньше ненависть была обращена именно на государство, большинство же его граждан полагалось забитой (что во многом было верно) и необразованной (что было ложью) массой, которую скорее жалели и надеялись когда-нибудь перевоспитать, то обывательское презрение к поверженному врагу распространилось на всех нас. Нас покровительственно нравоучают до сих пор - достаточно вспомнить решения Совета Европы, или Европейского суда по положению на Кавказе.
Лекарство от презрения - уважение (в случае обывателя - страх). Чтобы добиться его, мало следовать принятым в современном бомонде манерам. Необходимо сохранить государство.
У России еще есть козыри (я имею в виду не только ядерное оружие). Другое дело, что теперь государство строится по иным структурным схемам. Линия запад-восток становится куда более важной, чем направление север-юг. Россия - единственная трансконтинентальная держава, сохранившаяся даже после окончательного падения эфемерных (с точки зрения Большой Истории) колониальных держав во второй половине XX века. Отсюда следует, что освоение русскими Сибири и Дальнего Востока не было направлено на создание колоний, а это позволяет надеяться, что дальнейшего дробления государства не произойдет.
Если центру удастся удержать трассу Транссиба, справившись с сепаратизмом местных властей и скрытой интервенцией Китая,*
<*А это куда сложнее, чем одолеть 'маленьких Наполеонов' в Красноярске или Владивостоке. Тезис о 'дешевой рабочей силе', которым иногда оправдывают массовое проникновение китайских иимигрантов, ложен, так как подобные переселенцы привносят с собой иную систему ценностей и иной образ жизни. У России может не хватить желудочного сока, чтобы переварить китайских чернорабочих. Я прекрасно понимаю тех, кто опасается, что китайская иммиграция - всего лишь мирная форма аннексии наших восточных территорий.>
это даст России время для перестройки экономики. Сибирские и дальневосточные ресурсы еще долгое время смогут обеспечивать нам приличный торговый баланс с внешним миром. Быть может, это даст шанс на создание собственных высокотехнологичных производств.
Потеря бывших советских республик изменила отношение к российской глубинке. Не Питер и даже не Сибирь стали главными борцами против сосредоточения в Москве 80 процентов российского бюджета (что приводило к коллапсу российской экономики), а Ярославль, Нижний и Великий Новгород, Пермь. Крайне болезненно вымирание деревень в Средней полосе, но, другой стороны, деревенская жизнь исчезает по всей Европе. Важно, что в руках России остаются черноземные районы, где выращивание хлеба рентабельно (или может быть рентабельным). Именно поэтому было так важно удержать Кавказ: в случае потери его мы не только утрачивали выход к нефтяным запасам Каспия, но и оказывались в ситуации почти постоянной пограничной войны с кавказскими племенными федерациями. А это отбросило бы русское население далеко на север, быть может - в долины Дона и Волги, а нынешнее Ставрополье и Краснодарский край могли превратиться в безлюдные пространства.
Пресловутый 'парад суверенитетов' завершился какие-то два года назад. Сложнее всего дело обстояло (и обстоит) в исламском 'полумесяце' России (Поволжье-Кавказ), но и здесь, к счастью, оружие потребовалось только в Чечне. Ключевым моментом для начала собирания регионов России стала не пресловутая 'рука ФСБ', а оживление на внутреннем рынке, начавшееся после печального августа 1998 г. Надеюсь, в Москве прекрасно понимают урок развала СССР: государство интересно регионам лишь в момент экономического роста.
Буквально то же самое можно сказать о странах СНГ. Последние появились на свет скоропалительно, впопыхах и, в результате, большинство из них несет черты недоношенных детей. Отсюда - и экономические проблемы, и гражданские войны, и метания во внешней политике. Около ста лет назад, после окончания Первой мировой войны, европейские державы, владевшие колониями, неоднократно заявляли, что они готовы предоставить независимость своим заморским владениям, но не в ближайшее время, а лишь после того, как те будут в достаточной степени цивилизованы.
Лицемерие этих фраз не вызывает сомнения. И все же в подобных рассуждениях была немалая доля истины. Представьте, что произошло бы, если бы Нигер, Судан или Мавритания получили независимость не в 1960, а в 1920 г. Непредсказуемость внешней политики и уровень внутренних катастроф был бы куда выше, чем в 'текущей реальности'.
Точно также и страны СНГ: они вышли на свободу мало к ней готовыми (может быть за исключением Прибалтики - но тому были особые причины). Не следует ждать от них какой-то особенной благодарности или симпатии к России. Если нет необходимости прямой поддержки со стороны российской армии или российской внешней политики (случаи с Арменией, Таджикистаном и Белоруссией), любое правительство в этих странах будет использовать антирусскую карту для упрочнения своего положения. Если Россия ведет себя корректно в межгосударственных отношениях, найдут что вспомнить в истории. А история - дама, которую можно обрядить в любые одеяния.
Несколько десятилетий назад в этой ситуации уже побывали Великобритания и Франция, потерявшие свои колониальные владения. Однако им удалось удержать в поле своего влияния большинство из новообразованных стран, образовав вместе с колониями содружества наций. Великобритания и Франция стали для тех экономическими воротами в мир, я уж не говорю о продуманной игре с паспортной системой.
До той поры, пока в России не начнется экономический бум, все разговоры о 'едином постсоветском пространстве' (политическом, экономическом) являются благим пожеланием. Будут ли любить нас? Не знаю. По крайней мере, будут уважать.