'Искусство войны'

Книга вышла в издательсве 'Амфора' в 2000 г.

Подготовлена Р. Светловым и В. Смоляниновым.

Ниже вы можете почитать вступление к двухтомнику, отрывок из 'Военных поучений' Мольтке и знаменитая статья Шлиффена 'Современная война', из которой видны военно-стратегические и геополитические представления германского генерального штаба незадолго до I-й Мировой войны.

  ИСКУССТВО ВОЙНЫ

Р. Светлов

 

На рубеже VI-V столетий до н. э. греческий мудрец Гераклит говорил: 'Война - отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других - людьми, одних творит рабами, других - свободными'. Древние мыслили более образно, чем мы. Поэтому для Гераклита война - это не только фаланги, сходящиеся на поле битвы, но и борьба весны и зимы, теплых ветров с холодными, дня и ночи, мужского начала и женского. Война - начало жизни и источник рождения. Гераклит добавляет: 'Гомер, молясь о том, чтобы вражда сгинула меж богами и меж людьми, сам того не ведая накликает проклятие на рождение всех живых существ'.

К этим словам нужно привыкнуть. Долгое время человечество - по крайней мере в Европе, - забыв о словах Гераклита, проповедовало мысль, что искусство войны означает искусство смерти. Но так ли это? Военное дело куда ближе к искусству игры и искусству любви. Тот, кто читал знаменитый китайский трактат 'Сунь-цзы', согласится, что в нем можно увидеть значительно больше общего с 'Наукой любви' Овидия, чем с современным учебником по тактике или стратегии.

Война сама была разной. Едва ли имеет смысл выстраивать ее историю начиная с того момента, когда Каин поднял руку на Авеля. Однако мы знаем немало древнейших текстов, по сути - поэтических преданий, где описываются доисторические войны. Особенно богата ими древняя Месопотамия, оставившая нам имена славных героев прошлого, самый известный из которых - Гильгамеш. В поэме о Гильгамеше война изображается как походы за славой, приключениями, добычей, которой можно было бы гордиться. Война - это соревнование вождей в силе, храбрости, сноровке, в которое их дружины вступают далеко не всегда, нередко оставаясь зрителями княжеских единоборств.

Схожие войны описывают великие эпосы индоевропейских народов - 'Махабхарата' и 'Илиада'. Не нужно придавать особое значение рассказам о мириадах убитых, покрывающих поле битвы. Такого рода сцены - преувеличение, не только простительное создателям эпосов, но. даже требуемое от них слушателями. Русские былины, германские саги, китайские повести о легендарных доисторических государях, египетские хвалебные надписи времен Среднего царства посвящены тому же: войне, которая делает победителя богоподобным и славным, войне, которая испытывает промысел и симпатии богов.

После того как древние племенные союзы и города-государства сменились рабовладельческими империями, война стала другой, более правильной, регулярной, здравой. Именно тогда увеличилось количество жертв и стало больше жестокости. Лао-цзы говорил: 'Когда устранили великое Дао, появились человеколюбие и справедливость. Когда появилось мудрствование, возникло и великое лицемерие'. Китайский мудрец имел в виду то, что цивилизация, неся с собой комфорт, заставляет платить за него. Новые армии требовали новых жертв - и все же если и проклинались войны, то междоусобные, братоубийственные. Все остальные оставались возможностью утвердиться, прославиться, послужить богам своего отечества.

Наконец, в древности война была связана и с жертвоприношением: ацтеки, например, вели порой войны только для того, чтобы захватить в плен новые партии человеческих жертв, а древнеримские полководцы неоднократно сами обрекали себя на смерть, посвящая свое тело богам в надежде, что такой ценой они смогут оплатить победу римского оружия.

Позже появились целые сословия, которые жили войной. Одни, наемники, питались за ее счет, добивались положения в обществе, становясь порой владыками тех стран, которые их наняли. Другие, подобно большинству средневековых рьщарей, жили войной потому, что не видели для себя никакого иного образа жизни. Такова была их природа. Если война заканчивалась, они, дабы не умереть со скуки, спешили на рыцарские турниры, порой превращавшиеся в массовые побоища. Именно в сословиях, подобных рыцарским, вырабатывались особые кодексы чести, которыми восторгаются современные романисты.

Война была самой жизнью множества людей, которые относились к смерти куда проще, чем мы сейчас. Но не только в этом смысле искусство войны сродни искусству жизни. Человеческая жизнь - соревнование и борьба. Общество - далеко не добрая нянька, пестующая и лелеющая своих воспитанников. Складываясь из взаимодействия множества воль, оно является средой, которая подстегивает способности человека выжить, устоять, утвердить себя, наконец - стать собой. Стремясь стать собой, человек вынужден преодолевать сопротивление этой среды, надевать маски, продумывать стратегические планы на ближайшие годы, следить за тактикой своих компаньонов или соперников. Жизнь есть в каком-то смысле воинское ухищрение, предпринятое с целью сбить с толку, победить главного своего соперника - смерть.

Искусство войны невозможно без противника, предоставляющего саму возможность быть искусным. Человек как вид живых существ, который можно было бы назвать 'homo artifex', требует недруга, являющегося всего лишь крайним выражением фигуры 'другого Я', без которого моя личность так и не сможет сформироваться. В ненависти к недругу, как это ни парадоксально, выражается забота о его существовании: поэтому ненависть на войне есть признак крайней зависимости, несвободы. Недаром легче всего управлять не тем, кто любит, а тем, кто ненавидит.

Поэтому искусство войны, которое столь близко искусству жизни, не менее родственно науке любви. 'Любезный недруг' утверждает во мне ценность моего существования, побуждая к борьбе, к победе, к выходу из состояния оцепенения, в котором пребывает любое человеческое существо, оказавшись в положении Робинзона. Книги по военному искусству всегда в наибольшей степени восхваляли те операции, когда противник был не просто сокрушен, но и поражен легкостью, с которой он был сокрушен.

Прекрасное сражение, тонкая военная хитрость и приносят успех, и производят на неприятеля гипнотическое воздействие, что сродни впечатлению, которое стремится произвести любящий на объект любви! Недаром маленький, порой вульгарный сын корсиканского адвоката по имени Бонапарт, сокрушавший раз за разом европейские армии, стал культовой фигурой среди целого поколения его противников - особенно среди аристократической молодежи. Щуплый и невзрачный Мольтке олицетворял 'паровой каток' прусских корпусов. Взбалмошный, кричащий на военных советах по-петушиному Суворов вознес военный авторитет России на невиданную доселе высоту. Они оставались теми же людьми, со всеми своими недостатками, излишним весом, неверной женой или несварением желудка, однако, вместе с тем, надевали на себя всемирно-исторические маски, причем прижизненные; от которых уже не могли избавиться.

Именно здесь, в дистанции между бренным 'человеческим' и прижизненной посмертной маской, и заявляла о себе личность, которая только и может быть названа великой личностью: ненавидимая и любимая, несчастная и счастливая, а значит, обладающая искусством жизни, столь родственным искусству войны.

Карл Клаузевиц, великий немецкий военный теоретик, написав, что война 'есть продолжение политики другими средствами', высказал ставшее характерным для XIX столетия стремление европейского человека забыть об этом родстве. Когда политика, нравственность, искусство, наука превратились в различные сферы человеческой жизни, возник вопрос о том, в какую из них поместить войну. Клаузевиц, а вместе с ним и множество других писателей, выбрали политику.

Сведенное к положению одного из орудий политики искусство войны все более начинало оцениваться как искусство смерти. Подстегивал этот процесс тот факт, что XIX - ХХ столетия явились веками технологического рывка и, как результат, технологического характера самой войны. Война становилась все более безликим механическим процессом, где подвиги единиц тонули в буднях миллионных армий. Когда солдаты проводили недели на фронте, ни разу не встретив противника лицом к лицу, а потом гибли под артобстрелом, это рождало совершенно неизвестное прошлым векам апокалиптическое восприятие происходящего - на том месте, которое раньше являлось полем 'честной брани'. Становясь безличной, война породила монстров, подобных двум мировым бойням, потрясшим ХХ век, и водородной бомбе. Произнесшее наибольшее количество слов о гуманизме столетие оказалось, тем не менее, самым безжалостным на поле боя.

***

 

Мы хотим предложить читателю забыть на время об установках и мнениях своего века и взглянуть на трактаты, посвященные искусству войны, не просто как на  исторические памятники, имеющие лишь архивный интерес, а как на сочинения, касающиеся нас, нашего искусства жизни - в самом широком смысле этого слова.

В одном сборнике трудно представить все значимые произведения, посвященные военному искусству. Жанр такого рода сочинений возник еще до Рождества Христова: если верить китайской традиции, Сунь-цзы, автор первого публикуемого нами трактата, жил в VI-V столетиях до н. э. Несколько позже военно-теоретические произведения стали появляться в других регионах. В Индии к таковым относятся разделы 'Артхашастры', которые посвящены военному делу. В Греции можно назвать Ксенофонта, написавшего около 370 г. до н. э. сочинение 'Об управлении конницей', а также его современника, плодовитого военного писателя Энея Тактика, из трактатов которого до нас дошел лишь труд об осадном искусстве. Родоначальником римской военной теории, возможно, был Катон Старший, создавший в начале 11 в. до н. э. учебник по военному делу.

После такого 'зачина', литература, посвященная военному искусству, развивалась бурно. Мы перечислим только некоторые из сочинений, не попавших в наш сборник. Это 'Записки' Юлия Цезаря, 'Тактика' Арриана, 'Тактика' византийского императора Льва Философа, 'О военном искустве' Монтекукколи, 'Очерки военного искусства' Жомини, 'О войне' Клаузевица, 'Учебник тактики' М. И. Драгомирова, 'О принципах войны' Фоша, 'Стратегия' А. А. Свечина и многие, многие другие. Уже в древности такого рода книги имели разный жанровый характер. Иногда это были чисто практические пособия, вроде трактатов, посвященных осадному делу (например, книга Афинея Механика 'О машинах'), иногда настоящие рассуждения на военно-теоретические темы ('Стратегия' Онаксандра), иногда - справочники, наполненные примерами различных тактических построений ('Тактика' Льва и т. п.), иногда - сборники, где описывались самые яркие проявления военного хитроумия ('Стратегемы' Полиена, подражавшего публикуемому нами Фронтину).

Понимая невозможность охватить все жанровое и историческое многообразие сочинений на военную тему, мы, тем не менее, попытались в настоящем издании дать примеры наиболее показательных сочинений, иллюстрирующие основные периоды в истории военного искусства. Первый том представляет Древность и Средние века. В него вошли два классических произведения по искусству войны Древнего Востока (вСунь-цзы' и фрагменты из 'Артхашастры'), два наиболее значимых трактата, посвященных военному делу античной Европы ('Стратегемы' Фронтина и 'О военном искусстве' Вегеция), а также 'Стратегикон', приписываемый византийскому императору Маврикию.

Второй том открывает сочинение Никколо Макиавелли 'О военном искусстве', из которого видно, как римская 'вегециева' традиция переплетается с новыми условиями войны (в их числе, в частности, возникновение огнестрельного оружия). Затем мы даем слово А. В. Суворову и Наполеону, двум выдающимся полководцам, которые писали на самом закате эпохи воинской романтики. Наконец, завершают наше издание работы Мольтке ('Военные поучения') и Шлиффена ('Канны'), которые представляют военную мысль начинающейся в XIX столетии технологической эпохи.

 

ГЕЛЬМУТ ФОН МОЛЬТКЕ

 

'ВОЕННЫЕ ПОУЧЕНИЯ'

 

Глава IV

ФЛАНГОВЫЕ ПОЗИЦИИ.

СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ФЛАНГОВЫЕ ПОЗИЦИИ.

 

Главное условие, которому должна удовлетворять фланговая позиция, заключается в том, чтобы фронт ее был параллельным, а путь отступления - перпендикулярным к неприятельской операционной линии, по крайней мере хотя бы приблизительно.

Фронт должен быть сильным, так как должен выдержать атаку превосходящих сил противника; с другой стороны, он не должен нас стеснять в случае нашего перехода в наступление. Редко местность удовлетворяет обоим условиям; поэтому необходимы фортификационные сооружения, применяемые к местности, чтобы соединить условия упорной обороны с легким переходом в наступление.

Но так как в конце концов всякая позиция может быть взята или обороняющийся может быть принужден очистить ее, то мы должны иметь возможность отступить. Далее, нам приходится жить на позиции, и в случае наступления противника наши потребности могут быть удовлетворены лишь благодаря сообщению с тылом. По тем и другим соображениям необходимо иметь в тылу свободное пространство. Фланговая позиция тылом к Балтийскому морю была бы отчаянной.

Но одного пространства для отступления недостаточно. Местность по своим свойствам должна благоприятствовать как отступлению, так и отражению противника в известных пунктах, где имеются естественные и искусственные заграждения, с целью снова наступать по другую сторону последних, чтобы уступить как можно менее территории.

Расположение фланговой позиции сбоку (вне) неприятельской операционной линии не составляет необходимого условия; она может лежать и на самой линии, например, если фланг, обращенный к противнику, обеспечен от атаки какой-нибудь крепостью. Она все-таки остается фланговой позицией, если только путь отступления с нее не совпадает с неприятельской операционной линией. Неприступная фланговая позиция, находящаяся на неприятельской операционной линии, воспрепятствовала бы всякому дальнейшему наступлению противника, т. е. он был бы принужден менять свою операционную линию.

Чем ближе фланговая позиция к неприятельской операционной линии, тем вернее ее действие, а чем дальше она, тем действие ее больше, так как неприятель принужден уклониться от прежнего предположенного направления на большее расстояние; это остается справедливым лишь на тот случай, когда фланговая позиция вообще заставляет еще противника уклониться. Где тут пределы? Необходимо принимать здесь в соображение как относительные, так и абсолютные протяжения.

Фланговая позиция около Торна наверное прикроет Берлин в случае наступления противника от Варшавы через Слупцы. От Торна до Слупец - всего 12 миль, а оттуда до Берлина - втрое дальше. Противник не может бросить на несколько недель сообщения, которых мы можем достигнуть в несколько дней. Напротив, никто не станет утверждать, что фланговая позиция около Штейна может служить прикрытием столицы, хотя она находится на таком же расстоянии от операционной линии, как и Торна.

Следовательно, позиция, чтобы оставаться действительной, должна находиться значительно ближе к операционной линии, чем к прикрываемому пункту.

Но ясно, что, независимо от этого, абсолютное расстояние имеет значение само по себе. Фланговая позиция притягивает к себе противника; она, как магнит железо, лишь вблизи отвлекает его от своего пути в сторону. На расстоянии нескольких переходов она не только теряет всякое значение, но обороняющийся не получает даже сведений о текущих событиях. Фланговая позиция около Торна никогда не могла бы прикрывать дорогу Бреславль - Берлин, хотя бы расстояние между последними пунктами было втрое больше, чем в действительности.

Из этого следует, что невозможно оборонять границу в 50 миль (350 км) длиной из одного пункта и особенно из флангового пункта, как бы это ни являлось желательным; наступление никогда не будет ограничено одной операционной линией. Если обороняющийся занимает сильную фланговую позицию на одной операционной линии, то атакующий изберет другую. В случае даже подготовки нами нескольких таких позиций мы могли бы все-таки занять лишь одну из них; противник же мог бы именно ее не атаковать.

Вот почему так редко применяются укрепленные лагери, Вообще укрепленным лагерям свойствен тот недостаток, что, ввиду невозможности ручаться за присутствие войск, они при отсутствии таковых слабы, особенно если нет центрального укрепления.

Войскам, расположенным внутри них, они также не могут обеспечить действительного спокойствия. Неприятельская батарея, выехавшая на какую-нибудь позицию и с треляющая на авось на самую большую дистанцию, будет их тревожить каждую ночь. Лишь в случае расположения лагеря на большой реке или близ морского залива, как Альзензунд, отряд войск мог бы, меняя берег, добиться той охраны и покоя, которые необходимы для приведения себя в порядок или для продолжительного квартирования.

До сих пор в летописях войн история укрепленных лагерей большей частью совпадает с историей капитуляций. Бесспорно, группа близко друг от друга лежащих крепостей составила бы наилучший укрепленный лагерь. Но почти всегда противник ввиду такой угрозы повел бы наступление в другом направлении.

Применение столь обширных средств оправдывается лишь в том случае, когда противник вместе с целью операции одновременно достигает и цели войны; это будет иметь место, когда дело касается столицы государства. Тут фланговая оборона в стратегическом смысле становится невозможной, как и выбор второй операционной линии для неприятеля. Несомненно, он должен атаковать, и во всяком случае фортификационные сооружения принесут нам пользу. Для укрепленного лагеря у столицы всегда будет наготове обороняющая его армия, если только сопротивление представляется возможным.

Итак, нигде укрепленный лагерь не имеет такого значения, как при обороне столицы государства, но из этого отнюдь не следует еще, что ее необходимо укреплять. В случае, если мы уверены, что удастся задержать противника на границе и там произойдет решительное сражение, то огромные расходы, связанные с возведением укреплений, могут быть избегнуты.

И для этой цели я считаю линии крепостей более выгодными, чем группы крепостей, в случае если первые одновременно господствуют над переправами через большие реки.

Рейн образует от Майнца до Клев барьер в 40 миль (280 км) длины, труднопроходимый уже хотя бы из-за одной ширины реки; четыре большие крепости усиливают его значение как для атаки, так и для обороны. Майнц, Кобленц, Кёльн и Везель находятся друг от друга на расстоянии всего трех переходов. Неприятельская переправа в промежутках между ними сопряжена с большой опасностью вследствие угрозы с фланга и тыла на обоих берегах. Каждый из прикрываемых нами рейнских мостов является фланговой позицией для ближайшего пункта переправы.

По-моему мнению (1859), лучшим прикрытием Берлина и Марка (Бранденбурга) с запада служит Рейн. Отступление от Майнца к восточным областям скоро могло бы превратиться в гибельное для армии движение, параллельное наступлению противника; едва ли удастся остановить войска у Тюрингенского леса около Эрфурта; они остановятся лишь за Эльбой.

Ясно, что даже сильная французская армия, двигаясь из южной Германии через Франконию, не в состоянии вести наступление на Берлин, пока на Майне находятся значительные силы. Самым неправильным, что мы могли бы сделать, было бы отступление в восточном направлении с целью заградить доступ к столице. Наши силы на Рейне несомненно притянут к себе противника, как магнит железо. Позади Майна, между Майнцем и Франкфуртом, мы найдем прекрасную позицию, на которой можно будет встретить даже атаку превосходящих сил. Правый фланг этой позиции прикрыт крепостью Майнц и Рейном, левый фланг может быть обойден французами, но при этом их сообщения будут обнажены. Если, несмотря на это, мы будем все-таки побеждены превосходством сил, то найдем на реках Лане и Зиге новые позиции для оказания дальнейшего сопротивления и после новых поражений найдем убежище в крепостях Кёльн и Кобленц. На левом берегу Рейна также имеется тыловой район, вполне удовлетворяющий всем потребностям армии; после восстановления боевой готовности армия могла бы перейти в наступление, пользуясь переправами, обеспеченными крепостями.

В том случае, если наши вооруженные силы на Рейне не будут полностью уничтожены, что возможно лишь вследствие грубых промахов командования, французские войска не могут действовать против Берлина. В случае нашего перехода в наступление сообщениям их на правом берегу Рейна угрожала бы серьезная опасность со стороны Кобленца или Майнца; мы же имели бы в тылу западную часть монархии.

Значение всякой фланговой позиции обусловливается главным образом возможностью перейти в наступление, причем необходимо принимать в соображение также расстояние, поэтому армия, расположенная в рейнском Пфальце, прикрывает Рейн на протяжении до Базеля несравненно лучше, нежели она могла бы охранять, например, баварскую восточную границу, находясь около Дрездена, на двойном расстоянии от Зальцбурга. Подобно тому как Рейн служит прикрытием столицы с запада, Эльба прикрывает ее с юга.

Эльба со своими крепостями предоставляет для активной фланговой обороны большие преимущества, даже если иметь дело с превосходящими силами противника. Всякая атака, веденная из какого-либо тет-де-попа на Эльбе, принудит противника переменить фронт и принять бой, имея все свои сообщения на фланге. В случае неудачного исхода боя мы за рекой будем находиться в полной безопасности, между тем как преследование отвлечет неприятеля от дальнейших действий против Берлина. Ни одна группа крепостей не могла бы дать тех преимуществ, которые нам предоставляет линия крепостей Торгау, Виттенберг и Магдебург.

Фланговая операция, имеющая базой верхнее течение р. Шпрее, была бы еще выгоднее, так как она объединяет оборону Лузации и Марки (Бранденбурга) с обороной Силезии. Но верхняя Шпрее, как слишком незначительная река, недостаточно обеспечивает оборону, и при отсутствии укрепленных пунктов для переправ она не дает возможности перехода в наступление.

 

Военно-исторические примеры

1859 г.

 

После сражения при Мадженте австрийский главнокомандующий Гиулай решил в ночь с 4 на 5 июня 1859 г. отступить на юг к р. По. Ввиду того, что его поражение не было ясно выраженным, ему выгоднее было бы выждать нового наступления союзников на фланговой позиции Аббиатеграссо-Гаджиано. 5 июня Гиулай мог здесь сосредоточить около 100 000 человек, имея путь отступления на Пьяченцу в перпендикулярном направлении, между тем как операционная линия противника проходила параллельно и в большой близости от австрийской позиции. Двинуться на Милан, пройдя мимо этой позиции в расстоянии 1 мили, французы не могли; им пришлось бы обнажить свой фланг и все сообщения. Если они желали наступать, то должны были атаковать австрийцев с фронта, так как обойти позицию было невозможно.

Австрийцы отказались от выгод этой фланговой позиции и отступили через нижнюю Адду и Оглио севернее По к Минчио.

Высказывалось мнение, что австрийцы, опираясь на Пьяченцу, должны были бы оборонять Ломбардию, заняв фланговую позицию. Но фланговая позиция, как выше сказано, оказывает влияние на ход действий, только находясь от прикрываемого пункта не далее определенного расстояния. В этом убедились бы австрийцы при Пьяченце: фланговая позиция на Навиглио-Гранде, безусловно, препятствовала бы дальнейшему наступлению французов на Милан, позиция же за По не имела бы никакого значения. Ничто не могло удержать союзников от занятия Ломбардии. Для того же, чтобы их снова оттуда вытеснить, австрийцы должны были перейти в наступление. Неприятельский отряд, занявший речной угол у Кадоньи, мог оказать сильное сопротивление переходу их к наступлению со стороны Пьяченцы. В основу всякой другой операции должна была быть положена переправа через реку в виду у союзников. Тогда все коммуникационные линии обеих сторон находились бы на правых их флангах. Но союзники чувствовали себя как бы в родной стране. Некоторое время они могли обойтись без сообщений.

Австрийцы же, окруженные враждебно настроенным населением, стояли тылом к восставшей Италии, имея позади корпус принца Наполеона, двигающийся из Флоренции к Парме. Сопротивление австрийской армии у Пьяченцы осложнило бы обстановку для обеих сторон. Подобные положения оказываются, однако, всегда в пользу более сильного, смело рискующего противника, только что одержавшего победу. Австрийская армия могла у Пьяченцы очутиться в весьма опасном положении.

В походах 1864, 1866 и 1870-1871 гг. не было случаев, побудивших командующих армиями занять фланговую позицию; но, в случае войны против Австрии или Австрии и Франции вместе, для обороны Берлина была намечена вышеупомянутая фланговая позиция

позади Эльбы.

Преимущества линии р. Эльба выяснились особенно при соображении последствий, которые влекло бы за собой поражение, независимо от того, где бы мы ни сосредоточили наши главные силы - за Лузацкими или за Исполиновыми горами. В случае поражения в одном из первых сражений по эту сторону границы Лузации Эльба ниже Дрездена служила бы нам непосредственным прикрытием; тетде-поны - Торгау и Виттенберг - предоставили бы нам возможность возобновить наступление против фланга неприятеля, двигающегося на Берлин.

Далеко не такие преимущества предоставляла армии, разбитой у подножия Исполиновых rop, р. Одер с крепостями Глогау и Кюстрин; они находятся в слишком большом удалении от вероятнейшего и для нас опаснейшего направления наступления  противника через Лузацкие горы и Марку (Бранденбург) на Берлин.

Во время приготовлений к походу против Франции одно время возникал вопрос, примет ли Бельгия участие в войне будучи на стороне Пруссии. В этом случае фланговая позиция на р. Маас, в связи с укрепленным пунктом на этой реке Намюром, казалось, одинаково благоприятствовала как наступлению, так и обороне, а также облегчила бы продовольствование и усиление бельгийской армии. Слева она была прикрыта Арденнами; от крепостей Шарлеруа, Динан и Гюи она находилась на расстоянии одного перехода; в тылу ее находился богатый Льеж и проходила железная дорога.

Для первоначального расположения главной массы прусских войск было предложено избрать во всяком случае окрестности Трира и укрепить их фортификационными сооружениями; созданная таким образом неприступная фланговая позиция, миновать которую противник безнаказанно не мог, находилась бы на границе монархии и могла бы служить прикрытием всей страны. Трир представляет собой пост, выдвинутый перед серединой всего Рейнского фронта, на одинаковом расстоянии как от Базеля, так и от Клев, угрожающий флангу французских войск, действующих как против верхнего, так и против нижнего Рейна. Реки Саар, Мозель, Бауер и Килль, протекающие здесь на близком расстоянии друг от друга, незначительны по своим свойствам, но благодаря своим глубоким горным долинам образу ют важные дефиле, способные составить чрезвычайное препятствие даже для превосходящих сил противника. Мосты около Конца, Вассербиллига и Трира, а также временно устраиваемые переправы, будучи укрепленными или даже оставаясь неукрепленными, способствуют переходу на тот берег. Благодаря сообщениям наших сил, расположенных в Трире, по линии Рейна с Везелем, Кёльном, Кобленцем и Майнцем, мы можем вести отступление всегда перпендикулярно к фронту в южном, западном или северном направлениях; вследствие этого мы будем пользоваться большой свободой маневрирования.

К этому следует еще прибавить, что, наконец, пути отступления во всех направлениях ведут через местность, способствующую уклонению от боя с превосходящими силами противника.

Однако теория фланговых позиций идет дальше, она отказывается вообще от отступления к Рейну, она хочет наступать с фланговой позиции, но затем желает опять туда вернуться. Она хочет также стать фронтом на восток и устроить базу в самом Трире. Необходимым для подобных действий условием явился бы нейтралитет Бельгии, и в этом случае сосредоточение сил около Трира было бы целесообразным во всех отношениях. Такое сосредоточение надежно прикрывало бы Рейнскую провинцию и угрожало бы флангу противника, наступающего на р. Майн. Поддерживая связь с Люксембургом и Саарлуи, можно было бы быстро и энергично наступать из Лотарингии.

Но, как нам известно, нейтралитет Бельгии не был обес печен и даже представлялся маловероятным. Французская армия, переправившаяся через р. Маас у Льежа и Маастрихта, наверное не прекратит своих действий против Кёльна, вследствие того что прусские войска, находясь вдвое дальше, заняли фланговую позицию около Трира. Мы должны были бы оставить эту позицию, двинуться через Эйфель и при этом, наверное, не базировались бы более на Трир. Ибо, будучи отброшены в этом направлении, мы были бы отрезаны от остальной части монархии и очутились бы в самом неестественном и невыгодном положении. Итак, Трир имеет некоторую цену лишь в теории; на практике же сосредоточение там главной массы наших войск представлялось невозможным уже потому, что ввиду боевой готовности наших соседей мы никогда не имели бы для этого времени.

Наши противники в трех походах имели воэможность занять фланговые позиции, и они, за исключением французов, испольэовали их.

 

1864 г.

 

Как в прежних походах, так и в 1864 г., для обороны Дании имели большое значение фланговые позиции Дюппель - Альзен и Фредериция - Фюнен. В укреплениях Дюппеля и Фредериции у датчан, имелось два тет-де-пана, из которых они могли перейти в наступление, в то время когда союзники наступали далее в глубь Ютландии.

Господство на море давало датчанам возможность сосредоточить большую часть своих сил в любом из этих пунктов достаточно скрытно от противника.

Итак, датчане, бросив Даневеркскую позицию, отступили с главной массой своих войск к фланговой позиции у Альзензунда; остальная часть армии ушла в Ютландию. Союзники, оставив один корпус под Дюппелем, продвинулись двумя оставшимися впереди, вплоть до северной границы Шлезвига; один из этих корпусов был назначен для обложения Фредериции. Для этой цели, а также для подготовки атаки Дюппеля, без которой сильные укрепления не могли быть взяты, представлялся необходимым подвоз осадного материала. Но ввиду того, что одной бомбардировкой нельзя было принудить Дюппельские укрепления к сдаче, главная квартира решила обойти эту позицию, совершив переправу на Альзен. Однако неблагоприятная погода препятствовала приведению в исполнение этого тщательно выработанного плана, и до поры до времени от него пришлось отказаться. Наконец, в апреле осада успешно подвинулась вперед, и 18-го укрепления Дюппеля были взяты штурмом. Но осталось еще взять Альзен, решающий участь войны, так как неприятельская армия могла быть там уничтожена. Между тем почти вся Ютландия была занята, а Фредерицию датчане очистили для более тесного сосредоточения своих сил; наконец, в июне, по истечении срока перемирия, взят был редюит Дюппельской позиции - остров Альзен.

Фланговая позиция около Альзензунда оправдала свою старинную репутацию.

 

1866 г.

 

После поражения под Кёниггрецем австрийская главная квартира должна была решить, куда вести отступление: на Вену или на Ольмюц. На Вену армия в том состоянии, в котором она была в тот момент, двигаться не могла: в продолжение этого тридцатимильного пути она пришла бы в окончательное расстройство. Надо было сперва где-нибудь сосредоточиться; однако в таком случае можно было быть уверенным, что прусская армия, оставшаяся позади, будет опять преследовать по пятам. Лишь Дунай представлял в этом направлении преграду; за ним можно было оказать продолжительное сопротивление, в то время как вся местность к северу от реки была бы занята неприятелем. Действительно, таким образом была обеспечена непосредственная связь с победоносной Южной армией в Италии, и лишь последняя, а не'какие-нибудь запасные войска, могла уравнять австрийскую армию с превосходящим в силах противником. Но уже тогда едва ли можно было рассчитывать на то, что командующий итальянской армией даст возможность Австрии свободно распоряжаться к северу от Дуная большей частью войск, расположенных на Минчио.

Укрепленный лагерь под Ольмюцем, находившийся на вдвое меньшем расстоянии, представлял собой надежное убежище, где 24 августа 1870 г. в Линьи главная квартира совместно со штабом 3-й армии обсудила стратегическое положение. При этом пришли к выводу, что на основании имеющихся пока сведений МакМагон прикроет столицу или непосредственно, или же заняв фланговую позицию примерно около Лаона. Поэтому решили продолжать наступление в прежнем направлении и ускорить его по мере сил.

Впоследствии же, как известно, обнаружилось, что Мак-Магон двинулся влево от Реймса, через Монмеди на Мец, с целью освобождения Базена.

 

Тактические фланговые позиции

 

Фланговой позицией является позиция, расположенная рядом с операционной линией противника и параллельно к ней; неприятель не может ее миновать, не обнажая своих сообщений, и атаковать, не переменив фронта, вследствие чего его сообщения окажутся у него на фланге; наконец, она отвлечет от первоначальной цели победоносное сражение и связанное с ним преследование.

При этом мы не должны упускать из виду, что и нам придется отказаться от нашего пути отступления. Следовательно, фланговая позиция может быть занята обыкновенно лишь внутри страны, при условии, что в тылу местность дружественная, которая может доставлять все необходимое для пропитания. В неприятельской стране осуществить это гораздо труднее.

Это рассуждение имеет несколько отвлеченный и научный характер, но фактически на войне крайне неудобно давать сражение с повернутым фронтом. 18 августа 1870 г. немцы это сделали, но это представлялось возможным ввиду побед, одержанных ими 14-го и 16-го, и большого перевеса в силах над противником.

Далее, занимая фланговую позицию, мы один фланг обращаем в сторону противника; поэтому необходимым условием является, чтобы этот фланг был уперт во что-нибудь или прикрыт местностью, удобными артиллерийскими позициями или расположением резерва.

Возьмем, например, фланговую позицию в совершенно открытой местности; в таком случае противник, наверное, не станет разворачиваться впереди нас с целью атаковать нас с фронта, а поведет наступление в диагональном направлении, атакуя тот фланг, который

расположен к нему ближе; таким образом, он принудит нас очистить позицию и воспользуется всеми выгодами, сопряженными с фланговой атакой. Поэтому необходимо выбрать фланговую позицию так, чтобы она, имея надежную опору на своих флангах, могла оказать решающее влияние на ход событий. Впрочем, значение фланговой позиции заключается не только в том, что пути наступления противника будут обстреливаться сильным огнем, но еще больше - в возможности перехода из нее в наступление. Конечно, влияние всякой фланговой позиции на ход военных действий находится в зависимости от удаления от противника. Лишь на небольшом расстоянии она отвлекает его от его пути, как магнит железо.

 

Военно-исторический пример

1870 - 1871 гг.

 

6 января 1871 г. генерал Вердер сосредоточил свои силы на позиции за р. Дюржон около Везуля; против него стояло в то время три французских корпуса под начальством Бурбаки. Они не могли миновать позиции немцев, не произведя на нее атаки; в противном случае генерал Вердер имел возможность перейти в наступление на Эпрель и Виллерсексель.

Действительно, генерал Бурбаки первоначально имел план оттеснить 14-й корпус совершенно от Бельфора и от осаждавших его войск путем охвата его левого фланга.

Когда получены были сведения, что Виллерсексель сильно занят немцами, Бурбаки решил для достижения своей цели уклониться далее вправо. Но генерал Вердер, установив, что местность южнее Везуля очищена противником, двинулся вслед за ним; 9 января он задержал неприятеля у Виллерсекселя при помощи 1-й резервной дивизии, притянутой от Бельфора, и вклинился между ним и крепостью Бельфором, которую Бурбаки хотел освободить от осады. Сражение на р. Лизене уничтожило последнюю надежду противника

привести свой план в исполнение.

 

Примеры из тактических задач фельдмаршала

 

1. Допустим, что Мецу угрожает осада, и небольшой отряд (3 батальона, 1 эскадрон, 3 батареи) у Гравелота назначен для наблюдения в западном направлении. Противник наступает со стороны Вердена, головные отряды его достигли 1 июля Вионвиля, и кавалерийские разъезды вечером оттеснены нашими спешенными драгунами.

Гарнизон крепости лишь 3 июля достигает состава военного времени. Комендант дает отряду поручение воспрепятствовать утверждению противника ко 2 июля на Гравелотском плато.

Несомненно, фронтальная позиция не будет в состоянии препятствовать противнику, а этому удовлетворит лишь фланговая позиция; лучше всего эту задачу выполнит позиция, расположенная на северной опушке Оньонского леса. Эта позиция удовлетворяет всем требованиям фланговой позиции. В тылу ее имеется, кроме дорогчерез лес, еще шоссе в Ар с двумя мостами через Мозель. Сама река прикрывает сообщения с Мецом. Левый флаг имеет опорный пункт в овраге р. Горз. Противник принужден будет нас атаковать и вытеснить, но продвигаться вперед он будет с большим трудом, шаг за шагом. Во всяком случае, мы его задержим, и он не будет в состоянии расположить свои артиллерийский и инженерный парки на этом плато ранее, чем овладеет всем лесом.

2. На основании сведений о наступлении неприятельского корпуса из Вержболова на Кёнигсберг 1-й прусский армейский корпус, усиленный 1-й и 2-й кавалерийскими дивизиями, отправлен через Летцен, с тем чтобы воспрепятствовать дальнейшему наступлению противника и, если возможно, отбросить его к границе. Вечером 1 августа, прибыв в Даркемен и имея авангард около Динглаукена, он получает донесение, что противник находится около Сталюпёнена.

Оказывается, что противник наступает с востока на запад, мы же двигаемся с юга на север. Следовательно, оба пути наступления должны будут пересекаться, и в случае, если обе стороны продолжат движение в указанном направлении, они пересекутся в Гумбинене, лежащем в одинаковом удалении от обеих сторон. Для преграждения противнику дороги около Гумбинена нам придется повернуть фронт направо и, следовательно, перенести путь отступления с юга на запад; противник же сохранит свой прежний путь отступления непосредственно на восток. Иначе складывается обстановка, если мы, не доходя до Гумбинена, остановимся к югу от него. Это принудит противника атаковать нас, став фронтом на юг; в таком случае путь отступления его переносится к левому флангу и параллельно фронту, между тем как наш остается прежний и направлен на юг. Перемена

пути отступления, однако, для противника более опасна, чем для нас, ввиду того, что мы находимся в своей стране, а он может быть оттеснен к морю.

Поэтому отряд выполнит в данном случае свою задачу лучше всеro тем, что займет фланговую позицию, уперев левый фланг в р. Ангерап, а правый - в высоты Аугскальнер или Пликнер.

Неприятель не может миновать эту позицию, не бросая всех своих сообщений; в случае, если ему удастся вытеснить нас, мы воспользуемся всеми переправами через Ангерап от Немерсдорфа до Даркемена, с тем чтобы, сосредоточившись вновь по ту сторону реки, действовать опять во фланг неприятелю.

 

 

АЛЬФРЕД ФОН ШЛИФЕН

 

'СОВРЕМЕННАЯ ВОЙНА.'

 

Франкфуртский мир положил лишь мнимый конец борьбе между Германией и Францией. Хотя оружие и было вложено в ножны, но скрытая война продолжалась.

Один из противников изобретал более скорострельную винтовку, более дальнобойное орудие, более разрушительные снаряды, чем применявшиеся до тех пор. Но он мог быть уверен, что другой изобретет в ближайшее время еще более скорострельную винтовку, еще более дальнобойное орудие и еще более разрушительные снаряды. Неустанно стремясь превзойти друг друга, оба противника в конце концов всегда приходили примерно к одинаковому вооружению, которое с трудом поддавалось дальнейшему совершенствованию. Их усердные старания были направлены к тому, чтобы в предстоящей войне-реванше

перехитрить противника, сразу получив преимущество перед ним благодаря более усовершенствованным винтовкам и орудиям. Каждый из них стремился создать положение, сходное с тем, которое существовало в 1866 г., когда один из противников выступил на арену борьбы с игольчатым ружьем, а другой - с ружьем, заряжавшимся с дула". В течение этих лет были моменты, когда то одному, то другому казалось, что он достиг цели и что дело заключается лишь в том, чтобы использовать благоприятный момент для объявления войны противоположному лагерю. Однако доверие к приобретенному с величайшим напряжением новому оружию никогда не было достаточным, чтобы подавить все прочие соображения и сомнения.

Эти колебания давали противнику время наверстать утерянное и даже сделать новый шаг вперед.

Прочие державы не могли оставаться равнодушными зрителями этого состязания. Тот, кто желал, чтобы его слово сохраняло вес как в Европе, так и во всем остальном мире, не должен был слишком далеко отставать в вооружении своих солдат от обоих задающих тон государств. Не было необходимости проделывать вместе с ними каждую отдельную фазу этой борьбы. Достаточно было использовать их основной опыт и с меньшим напряжением и расходами достичь той же цели, что и они.

По прошествии нескольких десятилетий франко-германская распря и энергичнейшим образом подстрекаемые технические специа листы довели дело до такого уровня, что почти все армии не только Европы, но и Дальнего Востока и Дальнего Запада обладали примерно равноценным вооружением.

Винтовки и орудия легки и удобны для манипулирования, они просто заряжаются, быстро стреляют, обладают большой дальнобойностью, надежно поражают цель, господствуют над большим пространством. Новый порох, не давая видимого издалека дыма, не позволяет обнаружить ни артиллериста, ни орудия. Пули минимального диаметра и веса позволяют производить подвоз больших количеств боевых припасов и дают возможность использовать скорострельность винтовок. Представляется уже бесполезным добиваться дальнейших усовершенствований и ставить перед изобретателями новые задачи. Все мыслимое уже достигнуто. Едва успела одна пуля покинуть ствол винтовки, как за ней следует другая. Если только рука стрелка уверена, а глаз меток, то ему удастся поразить самую отдаленную цель. Движущая сила так велика, что поражается почти все пространство между дулом винтовки и целью. Дальнейшее уменьшение пули уже невозможно. Она как раз достаточна для того, чтобы вывести из строя культурного европейца, но не сына природы из отдаленных частей земного шара.

Никакая войсковая часть в сомкнутом строю, никакой отдельный и во весь рост стоящий человек не может устоять под дождем пуль. Уже при Марс-ля-Туре, где применялось оружие с нашей точки зрения несовершенное и теперь уже устаревшее, один прусский полк, шедший в атаку сомкнутым строем, потерял в течение менее чем получаса 68% своего состава. Три года назад японская бригада Намбу оплатила свою смелость в гораздо более краткий срок потерями в 90% своего состава. В Южной Африке укрыто расположенный одиночный стрелок легко выводил из строя 14 атаковавших его бойцов.

Техника вооружения празднует сейчас блистательный триумф. Но того, к чему стремятся Германия и Франция и чего хотят все остальные державы, т. е. облегчения боевых действий, превосходства над противником, она никому не дала. Распределяя равномерно и

беспристрастно свои драгоценные дары между всеми, она причинила всем величайшие затруднения и создала большие неудобства.

Нетрудно сказать, каким образом можно повергнуть ниц и уничтожить своего противника с помощью такого эффективного вооружения. Но нелегко разрешить проблему, как самому избежать при этом гибели. Оказалось, что необходимо полностью изменить всю тактику. Теперь невозможно, как в XVIII в., наступать друг на друга двумя цепями и на не очень большом расстоянии давать залпы по неприятелю. В течение нескольких минут обе армии оказались бы поверженными в результате действия частого огня. Сейчас немыслимо атаковать позиции противника колоннами, подобными наполеоновским, у которых ширина равна глубине. Они были бы рассеяны градом шрапнели. Нельзя также, как предполагалось еще недавно, разбить противника с помощью огня плотных масс стрелков. Эти стрелки были бы очень скоро рассеяны. Только используя укрытия, деревья и дома, стены и канавы, возвышения и углубления на местности, пехотинец может приблизиться к неприятелю; то ложась, то становясь на колени, то стоя, сам оставаясь невидимым, он должен стараться попадать в те маленькие, ничтожные цели, которые он замечает, подавить своим огнем огонь противника, затем быстро продвинуться вперед, чтобы достичь нового укрытия и оттуда снова продолжать борьбу. Как ни многочисленны укрытия, предоставляемые полем боя, раньше или позже все же наступит момент, когда перед неприятелем окажется свободное пространство, не дающее никакой защиты. Если это пространство неглубоко, то наступающий стремительным броском атакует обороняющегося, потрясенного продолжительным обстрелом. Если это пространство глубоко, то остается лишь создавать себе прикрытия с помощью лопаты и так же, как и в борьбе за овладение крепостью, передвигаться от окопа к окопу, используя в случае необходимости ночную темноту.

Обязанность артиллерии - содействовать и помогать пехоте при таком продвижении. Артиллерия должна своим огнем мешать неприятельской артиллерии вести обстрел с трудом подвигающейся вперед пехоты, своими снарядами она должна настигать неприятельскую пехоту в ее укрытиях и-разрушать те защитные сооружения, за которыми она прячется. Чтобы успешно действовать, артиллерия должна уметь уберечься от разрушительного неприятельского огня.

Но так как орудие труднее сделать невидимым, чем человека, то пришлось вернуться к защитному оружию прежних времен и пытаться обезвредить с помощью броневых щитов хотя бы ружейный и шрапнельный огонь противника.

Для того чтобы пехотинец мог найти достаточное прикрытие, вести меткий огонь по плохо видимой цели и быстрыми перебежками продвигаться вперед, ему нужно обладать некоторым простором для своих действий. Пехота может теперь успешно бороться не в сомкнутом, а в рассыпном строю, примерно один человек на метр, и притом не в нескольких тесно сомкнутых шеренгах, а лишь в одной.

Остальные шеренги следуют на довольно большом расстоянии друг от друга. Они стягиваются в более плотные построения, когда это допускают имеющиеся укрытия. Они должны возмещать потери, заполнять бреши, быть всегда готовыми ко всяким неожиданностям и служить резервом. Если не хотят сократить число бойцов по сравнению с прежним, то рассыпной строй приводит к расширению фронта. Это расширение станет еще более значительным, если будут стремиться ввести в дело как можно большее количество действующих винтовок. Такая задача осуществима без ущерба для способности данной части к наступлению и сопротивлению, так как малое число стрелков может достигнуть сейчас большего, чем прежде значительное их число. Только для конечной штыковой атаки следует ввести в передовую цепь следующие за ней резервы.

Таким образом, непосредственным следствием усовершенствования огнестрельного оружия является большее протяжение фронта боя. Благодаря этому, в то время как в сражениях последних двух столетий приходилось в общем, считая всех бойцов и резервы, от

10 до 15 чел. на 1 м фронта, а еще сорок лет назад считалось нормой 10 чел. на 1 шаг, в дальневосточной войне 1904 - 1905 гг. обычно приходилось 3 чел. на 1 м, при необходимости же эта норма еще снижалась.

Ни один из противников не вступал в войну с твердо установленным принципом относительно пределов растяжения фронта боя и не стремился применять теории, приобретенные в мирное время.

Длинные фронты возникли под давлением обстоятельств, под влиянием естественного стремления войск иметь для себя укрытие и все же использовать свое превосходное оружие. Поэтому нельзя сомневаться, что явления, обнаружившиеся на Дальнем Востоке, повторятся также и в европейской войне. В будущем поля сражения будут иметь и должны иметь совершенно другое протяжение, чем это нам известно из прошлого. Армии такой численности, как сражавшиеся у Кениггреца и Гравелота - Сен-Прива, будут занимать пространства, превосходящие те, на которых они тогда сражались, не меньше чем в четыре раза. Но что вообще могут значить те 220 000 чел., которые сражались у Кениггреца, и те 186 000 чел., которые сражались у Гравелота, в сравнении с массами, которые будут введены в дело в будущей войне?

Еще сорок лет назад всеобщая воинская повинность была достоянием одной Пруссии, и никто не завидовал в этом идейно ограниченному военному государству. После 1866 и 1870 rr. почти все державы поспешили присвоить себе эту тайну победы. Все здоровые и сильные посылаются отныне в казармы. Для того чтобы расширить контингенты, срок службы под знаменами по возможности сокращается, а срок состояния в кадрах военнообязанных по возможности растягивается. Ни одна держава не могла противостоять стремлению содержать максимальное число батальонов. Отстававший должен был опасаться, что он будет раздавлен.

Так как Германия со своими 62 млн. населения ежегодно призывает 250 000 новобранцев со сроком службы в 19 лет, а Франция со своими 40 млн. жителей - 220 000 новобранцев со сроком службы в 25 лет, то первая может призвать в случае войны 4750 тыс. чел., а вторая даже 5500 тыс. чел. Но эти цифры, независимо от убыли, образующейся в течение долгих лет, являются в большей или меньшей степени фиктивными. Человек, уходящий из казармы на фабрику или в угольные шахты, не может через 15 лет вспомнить те правила тактики, которым его обучали в его гарнизоне на плацу, предназначенном для парадов. Винтовка, из которой солдат ландвера стрелял в качестве новобранца в тире, давно продана какому-нибудь черному воину в колониях. Получаемое этим солдатом ландвера

новое оружие внушает ему такое же недоверие, какое могло бы внушить гренадеру старого Фридриха игольчатое ружье. Фабричный рабочий, привыкший отправляться на велосипеде утром на работу, а вечером домой, едва ли сумеет, нагруженный винтовкой, боевыми

припасами и ранцем, совершать ежедневно 30 - 40 км пеших переходов. Ландвер и ландштурм, территориальная армия и ее запасные части могут быть лишь в весьма ограниченном количестве и условно причислены к вооруженному народу. Из прочего их состава надо еще многих оставить в качестве гарнизонов крепостей и запасных

войск. Если взять для сравнения 1870 г., когда ландштурма совсем не существовало, а ландвер можно было принимать в расчет лишь в очень небольшом размере, и все же из 1 200 000 чел. всей армии лишь 500 000 составляли полевую армию, то окажется, что в наше время

полевая армия должна насчитывать более (но не намного) 1 млн. чел.

И все же такая армия велика по сравнению с армиями прежних времен, она велика также и для того, кто должен ею командовать и приводить ее в движение; с другой стороны, она мала, так как не обеспечивает ни превосходства своего оружия, как в 1866 г., ни численного превосходства над противником, как в 1870 r. она окажется достаточной лишь в том случае, если возможно будет эти массы держать в одном кулаке и заставить их действовать совместно в направлении одной цели. И даже если это удастся, то не обязательно, чтоб вся эта масса войск была сосредоточена на одном поле сражения, которое

должно превосходить поле сражения при Кениггреце в 20 раз. Ведь даже маленькое сражение у Дрездена состояло из двух самостоятельных частей. 16 октября у Лейпцига произошло три отдельных сражения. Сражение у Ле-Мана состояло из целого ряда отдельных боев. Речь должна идти не о соприкосновении частей на местности, а об их внутренней связи, необходимой для того, чтобы на одном поле сражения шла борьба за победу на другом. Сейчас несомненно лишь, что как общие сражения, так и частные, как самостоятельные, так и связанные друг с другом будут разыгрываться на полях и пространствах, которые окажутся бесконечно больше театров военных действий прежних времен.

Но как бы ни были велики поля сражения, человеческий глаз увидит очень мало. На обширном пространстве нельзя будет ничего обнаружить. Если бы не оглушала орудийная канонада, то только слабые огневые вспышки позволяли бы догадываться о наличии артиллерии. Нельзя было бы установить, откуда раздается треск пехотного огня, если бы время от времени то здесь, то там, появляясь на мгновение, не продвигалась вперед, как бы скачком, узенькая линия, чтобы затем так же быстро снова исчезнуть. Не видно ни одного всадника. Конница вынуждена выполнять свои задачи вне поля действия двух других родов войск. Нигде не видно Наполеона, расположившегося на высоте и окруженного блестящей свитой. Он сумел бы мало что обнаружить даже в самую лучшую подзорную трубу. Его серая лошадь была бы удобной целью для бесчисленных батарей. Главнокомандующий находится далеко позади в доме с обширными кабинетами, где можно иметь под рукой проволочный и беспроволочный телеграф, телефонные и сигнальные аппараты и множество ожидающих распоряжений автомобилей и мотоциклов, готовых к самым дальним поездкам. Там в удобном кресле перед широким столом сидит современный Александр Македонский, и все поле сражения лежит перед ним на карте; он передает оттуда по телефону зажигательные слова и получает донесения командующих армиями и корпусами, привязных аэростатов и управляемых дирижаблей, наблюдающих вдоль всей линии за движениями врага и за его позициями.

Эти донесения будут отличаться от донесений прежних времен главным образом величиной количественных данных и в меньшей мере своим содержанием. Довольно единодушно будут они сообщать, - как они сообщают уже в течение веков, - что неприятель непрерывно укрепляется, что артиллерия несет большие потери, пехота не в состоянии продвигаться вперед и настоятельно требуется подкрепление. Полководец не сумеет выполнить этих пожеланий. Даже при наличии в его распоряжении сильного резерва последний оказался бы вскоре исчерпанным, если бы он удовлетворял все призывы о помощи, которые могут казаться основательными, и посылал подкрепления во все стороны на расстояния многих миль и дневных переходов. Так как самый бой можно вести только относительно небольшим числом людей, то отправка крупных подкреплений, для которых вследствие ограниченности пространства не оказалось бы укрытий, лишь увеличила бы потери. Основная задача руководителя сражения заключается в том, чтобы задолго до встречи с неприятелем указать всем армиям и корпусам дороги, пути и направления, по которым они должны продвигаться, и назначить примерные цели движения на каждый день. Подход к полю сражения начинается тотчас же, как войска выгружаются из поездов. Корпуса и дивизии устремятся с вокзалов к тем местам, которые им предназначены по диспозиции сражения, причем одни будут форсировать свои марши, а другие - несколько их замедлять. Так как ширина фронтов боевых действий увеличивается, колонны, идущие к полю сражения, смогут совершать переходы, сохраняя по меньшей мере ту ширину, которая им предназначена в самом бою. Стягивание войск к полю сражения должно потерять свое значение. Те корпуса, которые вступят в соприкосновение с противником, должны будут вести сражение, не рассчитывая на дальнейшие подкрепления. Располагая 144 превосходными орудиями вместо прежних значительно менее совершенных 84, тысячами первоклассных винтовок, каждый корпус сумеет выполнить в десять раз более трудную задачу по сравнению с той, которая ему предстояла в эпоху ружей, заряжавшихся с дула. Если теперь фронт корпуса в три раза шире, чем сорок лет назад, то это свидетельствует не о распылении сил, а об их укреплении. С таким фронтом боя корпус может наступать, укрепляться на занятом пространстве, покрывать потери, доходящие до 50%, и при всем этом сохранять резерв для решающего удара.

Правда, потребуется много времени и немало труда, чтобы осуществить это продвижение от укрытия к укрытию, это поспешное подползание к неприятелю, это терпеливое выжидание в течение дней и ночей при постоянной готовности отразить контрнаступление.

Не все корпуса вступят в бой в течение первого же дня. Ведь под Лейпцигом наступил уже вечер третьего дня сражения, когда последний корпус союзников появился еще только вблизи места военных действий. Во второй половине войны 1870 - 1871 гг. многодневные бои, например, под Орлеаном, Ле-Маном и т.д., были правилом. В будущем, в соответствии с теми крупными людскими массами, которые будут действовать на больших пространствах, сражения также будут длиться если и не четырнадцать дней, как это было под Мукденом", то, во всяком случае, много дней. Полководцу придется каждый день требовать нового напряжения сил от уже сражающихся армий и корпусов, продолжать движение частей, еще не введенных в дело, по заданным им направлениям или, при изменении обстановки, указывать им новые направления.

Эти длительные сражения никоим образом не будут более кровавыми, чем прежние. Ежедневные потери в бою составляли в русско-японской войне лишь от 2 до 3% вместо 40 - 50% в войнах Наполеона и Фридриха П. Бой под Мукденом, продолжавшийся 14 дней, обошелся как русским, так и японцам дешевле, чем французам и немцам сражение у Марс-ля-Тура, продолжавшееся всего несколько часов.

Русско-японская война доказала, что простое наступление на неприятельский фронт может, несмотря на все трудности, прекрасно удаться. Но результат, достигаемый таким наступлением, оказывается в самом благоприятном случае лишь весьма ограниченным.

Неприятеля, правда, оттесняют, но спустя некоторое время он возобновляет в другом месте временно приостановленное им сопротивление, и кампания затягивается. Однако подобные войны невозможны в эпоху, когда все существование нации зависит от непрерывного развития торговли и промышленности, и остановленный механизм должен быть снова приведен в действие с помощью быстрого решения. Стратегия измора немыслима, когда содержание миллионов требует миллиардных расходов. Но для достижения решаю щего и сокрушительного успеха требуется наступление с двух или с трех направлений, т. е. с фронта и с одного или обоих флангов противника. Такое наступление сравнительно легко выполнимо для стороны, обладающей численным превосходством. Однако на подобное превосходство в современных условиях трудно рассчитывать. Силы, необходимые для мощного флангового наступления, можно создать лишь путем максимального ослабления сил, направляемых против неприятельского фронта. Но как бы они ни были ослаблены, их задачу нельзя все же ограничивать отвлечением внимания противника путем его обстрела из далеко расположенных укрытий и удерживанием его на его позициях. Фронт противника необходимо атаковать, и на него надо наступать при всех обстоятельствах. Скорострельная и дальнобойная винтовка изобретена именно для того, чтобы она заменяла несколько прежних и удовлетворяла всем требованиям при наличии необходимых боевых припасов. Вместо того чтобы накоплять позади фронта резервы, которые вынуждены пребывать в бездеятельности и которых не оказывается на решающем участке, лучше позаботиться о хорошем пополнении боевых припасов. Патроны, подвозимые грузовиками, представляют самые лучшие и надежные резервы. Все войсковые части, которые раньше оставлялись позади и использовались для достижения решающего успеха, теперь должны быть сразу двинуты вперед для флангового наступления. Чем 66льшие силы могут быть привлечены к этой операции, тем решительнее будет само наступление.

Для того чтобы наступать на неприятельский фланг, надо знать, где он находится. Прежде эта задача возлагалась на кавалерию. Надо надеяться, что в будущем ее возложат на флотилию управляемых дирижаблей, которая с высоты сумеет лучше производить наблюдения, чем кавалерия, которой препятствуют горы, леса и селения. Но подобно кавалерии, которой до осуществления порученной ей разведки предварительно приходилось с боем отбрасывать неприятельскую кавалерию, дирижаблям также придется вступать на большой высоте в бой с равноценным противником. Счастливой будет судьба легкого аэростата, которому удастся подняться выше своего соперника, сбросить разрушительный разрывной снаряд на находящегося много ниже неприятеля и затем быстро удалиться, чтобы не быть охваченным высоко взвивающимися языками огня.

Кавалерия, освобожденная в основном от обязанности вести разведку, должна будет пытаться переносить в тыл неприятеля огонь своей артиллерии, пулеметов и дальнобойных карабинов. Как и прежде, она встретится на своем пути с неприятельской кавалерией

и должна будет побороть ее, прежде чем сумеет осуществить свою собственную задачу. Ибо и в будущем ничто не изменится в том положении, что артиллерия должна будет в большей или меньшей степени иметь дело с неприятельской артиллерией, кавалерия - с ка валерией и дирижабли - с дирижаблями, прежде чем они сумеют объединенными силами прийти на помощь пехоте для достижения конечной победы.

Однако в будущем сражения не будут протекать так просто. Для того чтобы после окончания войны 1870 - 1871 гг. обезопасить себя, с одной стороны, от нового нашествия, с другой - от попыток реванша, Франция и Германия соорудили укрепления вдоль своей общей новой границы. Германия ограничилась расширением крепостных сооружений в завоеванных ею Страсбурге и Меце. Франция соорудила почти непрерывный барьер вдоль верхнего Мозеля и Мааса, который предназначен для защиты всей ее восточной границы между Швейцарией и Бельгией. Противник Франции оказался вследствие этого в тяжелом положении. Даже при отсутствии всяких захватнических намерений он не мог спокойно наблюдать, как жаждущий отмщения неприятель выжидает в безопасном убежище благоприятной минуты для нападения. Наступление является лучшим способом обороны. Германия должна была иметь возможность прибегнуть в случае надобности к этому средству. Поэтому она не противопоставила, как это предполагалось, линии французских укреплений линию своих собственных укреплений, но попыталась создать для себя новое орудие наступления. Тяжелая артиллерия была снабжена разрывными снарядами неизвестной до сих пор силы действия, которым не может противостоять никакая стена или сооружение. Но секрет не мог быть долго сохранен. Противная сторона изобрела такие же разрушительные снаряды. С тех пор между инженером и артиллеристом началась по обе стороны границы длительная, ожесточенная, далеко еще не законченная борьба. Один постоянно изобретает новые, более крупные и надежные орудия и более эффективные снаряды, другой сооружает все более непреодолимые укрепления. Эта борьба, как и борьба за винтовки и полевые орудия, не могла не затронуть соседние страны. Повсюду считалось доказанным, что миролюбивая Германия непрерывно помышляет о хищническом походе на веселые нивы, орошаемые Сеной и Луарой. Так как прямой путь туда был для нее заперт, то предполагалось, что она попытается обойти неприятные для нее препятствия, вступив в Швейцарию или Бельгию. Для того чтобы предупредить такое наступление на свой правый фланг, Франция своевременно заперла крепостными сооружениями все проходы через Юру. На левом фланге ей пришла на помощь Бельгия. С помощью бетонных масс и броневых башен она заперла великую дорогу народов вдоль Мааса и Самбры, а сзади превратила Антверпен в непреодолимую твердыню. Нидерланды стремились в меру своих сил поддержать своего соседа и охранить самих себя, подобно Франции, от возможности германского наступления. Но этого было недостаточно. Не так давно Италии пришлось уступить несколько своих провинций Франции. Считалось, что она использует вторжение Германии во Францию для возвращения утраченного. Поэтому все пути и тропы, которые вели через разделявший эти страны горный хребет, были заперты. Италия видела в этих французских укреплениях не столько средство обороны, сколько угрозу, и поспешила противопоставить каждому французскому форту, батарее или укреплению подобные же собственные, а всей системе укреплений на западной стороне Альп противопоставить такую же систему на их восточной стороне. Едва прошло два десятилетия со времени франко-германской войны, как от Зюдерзее до Средиземного моря возникла целая китайская стена, которая должна была предотвратить возможность повторения губительного нашествия.

Считалось также возможным, что итальянцы по эту сторону китайской стены объединятся через Альпы с германским союзником и что соединенные массы, преодолевая, подобно выступившему из берегов потоку, крепости и миллионные армии, устремятся в вожделенную страну. В предвидении такой грозной опасности Швейцария поспешила подать помощь. Проходы Готарда, подходы через долины Роны и Рейна, все тропы между недоступными глетчерами и устремленными в небо горными громадами были забаррикадированы укреплениями, а форты, лежащие в зоне вечных снегов, снабжены гарнизонами. Мнимые германские стремления к завоеванию, которым был положен предел с одной стороны, казалось, должны были искать выхода в другом направлении. Если путь движения Германии на Париж был прегражден, то ей, очевидно, приходилось устремляться к Москве. Вследствие этого Россия, со своей стороны, также сочла себя вынужденной соорудить укрепления против Германии. Ее задача была облегчена реками и болотами. Германские провинции по ту сторону Вислы окружаются широким болотистым рвом, немногочисленные переходы через который защищаются валами и орудиями. Было само

собой понятно, что против союзной с Германией Австрии будут приняты подобные же защитные меры. Таким образом, Тройственный союз был отделен от остальной Европы на востоке такой же линией, как и на западе. На севере Дания превратила Копенгаген в крупный укрепленный пункт и заняла входы в Балтийское море. Англия обладает мощной плавучей крепостью, которую она в любую минуту может воздвигнуть в Северном море и которая обеспечивает ей ворота для вылазки из Ютландского порта к Шлезвигу. Сооружение такого количества пограничных укреплений подействовало настолько заражающе, что в конце концов даже Италия отгородилась укреплениями от союзной с ней Австрии, а Австрия - от Италии. Железное кольцо, сооруженное вокруг Германии и Австрии, оставляло лишь один проход - на Балканы. Теперь и он замкнут с помощью Турции, Сербии и Черногории, в то время как Болгария и Румыния оттеснены в австрийский лагерь.

Всем этим определяется военная обстановка в Европе. В центре ее стоят незащищенные Германия и Австрия, а вокруг них расположены за рвами и валами остальные державы. Военной обстановке соответствует политическая. Между окружающими и окруженными державами лежат трудноустранимые противоречия. Франция не отказалась от мести, осуществить которую она поклялась в 1871 г.

Идея реванша, вооружившая всю Европу, образует краеугольный камень ее политики. Мощное развитие германской промышленности и торговли создало Германии нового непримиримого врага. Ненависть к презиравшемуся прежде конкуренту не может быть ни устранена уверениями в искренней дружбе и сердечной симпатии, ни обострена зажигательными словами. Степень раздражения определяется не чувствами, а реальными интересами. Россия удерживается в старом союзе унаследованной от прошлого антипатией славян к германцам и традиционной симпатией к романским народам, а также и потребностью в займах, и теперь она бросается в объятия той державы, которая может причинить ей больше всего вреда. Италия, не имеющая никакой возможности расширения на запад, считает еще незаконченным вытеснение иноземцев, которые некогда вступили через Альпы в богатые долины Ломбардии. Она не желает их терпеть ни у южных горных проходов, ни на берегах Адриатического моря.

Неизвестно, выльются ли все эти страсти и вожделения в насильственные действия. Но все же существует настойчивое стремление соединить все эти державы для совместного нападения на срединные государства. В должный момент ворота будут открыты, подъемные мосты подняты и миллионные армии пойдут, опустошая и уничтожая все на своем пути, через Вогезы, Маас, Кенигсау, Неман, Буг и даже Изонцо и Тирольские Альпы. Опасность кажется огромной.

Но если рассматривать ее ближе, она несколько уменьшается. Англия не может разрушить германскую торговлю, не нанеся жестокого вреда своей собственной. Правильно понятые интересы Англии требуют сохранения жизни ее ненавистному конкуренту, являющемуся одновременно ее лучшим клиентом. Прежде чем она приступит к обещанной высадке в какой-нибудь ютландской гавани, она будет жда гь телеграммы из Африки, Индии, Восточной Азии и Америки. Разжигая пожар во всем мире, она найдет, что у нее есть

более приятные занятия, чем отправка своей армии на континент, где она будет, по рецепту Бисмарка, заперта в Шлезвиге. Россия, в расцвете своей силы и мощи, умела противостоять всем соблазнам союзников, увлекавших ее к нападению. Нам кажется сомнительным, чтобы теперь, когда сущность современной войны стала ей лучше известна, такое нападение показалось бы ей привлекательным. Франция решила испытать наслаждение от своей холодной жажды мести лишь в обществе хороших друзей. Все ощущают колебания в пред видении огромных расходов, возможных больших потерь и того красного призрака, который встает в их тылу. Всеобщая воинская повинность, превращающая в равноценное пушечное мясо как знатных, так и простых, как богатых, так и бедных, сократила жажду войны.

Крепости, которые считаются неприступными и в стенах которых можно чувствовать себя уютно и безопасно, делают менее соблазнительной перспективу вступления в бой с обнаженной грудью. Оружейные и артиллерийские заводы, паровые молоты, закаляющие башенную броню, создали больше приветливых физиономий и больше любезной готовности к услугам, чем все мирные конгрессы. Каждый испытывает колебания перед тем, как напасть на многочисленного и хорошо вооруженного противника, и боится применить собственное губительное орудие войны, которое он с трудом создал и в умении манипулировать которым он сам не уверен. А когда все сомнения будут устранены, все трудности преодолены, когда решение созреет и мощное наступление должно будет начаться со всех сторон, в груди каждого возникнет жуткий вопрос: присоединятся ли 'другие', явятся ли в должную минуту отдаленные союзники, не придется ли мне в полном одиночестве испытать удары дубинки гoраздо более сильного противникаМ Эти сомнения принуждают сохранять спокойствие и ждать, откладывать момент мести и вновь вкладывать в ножны наполовину уже обнаженный меч.

'Коалиция готова', - кричат с той стороны пролива. Но сейчас еще сомнительно, перейдет ли коалиция к военным действиям, необходимости в которых пока еще отнюдь нет. Положение, занятое союзными державами, настолько благоприятно, что оно само по себе создает постоянную угрозу для Германии и автоматически разрушает германскую нервную систему, потрясенную экономической борьбой и кризисами. Чтобы избежать этого давления, Германия готова уступать, удовлетворять предъявляемые к ней притязания и выпускать из рук одно преимущество за другим.

Пока велась подобного рода борьба, картина внезапно изменилась. В результате последних событий на Балканском полуострове Австрия оказалась там на значительное время связанной. Она требует от своих союзников поддержки, но сама предоставить ее им не может. Противнику удалось своей тактикой добиться такого положения, при котором каждая из центральных держав привязана к своему особому театру войны, и это мешает им своими объединенными, превосходящими по численности силами нанести сокрушительныйудар сперва одному, а потом другому врагу. Австрии приходится повернуть свой фронт на юг, Германии - на запад. Россия оставляет за собой право с помощью всей своей силы сказать решающее слово в том или другом пункте.

Несмотря на положение, ставшее для них гораздо более благоприятным, окружающие Германию враги все еще, видимо, не желают браться за оружие. Их многочисленные сомнения еще не устранены. Даже после своего разъединения Австрия и Германия все еще

слишком сильны. Предварительно они должны быть ослаблены внутренними распрями. Национальная борьба в Австрии тщательно раздувается с помощью дружеских представлений дипломатии, при содействии возбуждающих борьбу депутаций и боевых призывов прессы. Недавно обнаружилось, что в Германии та же цель может быть достигнута с помощью небольшой газетной статьи и хитроумно составленных устаревших жалоб. Но для грядущей борьбы, - независимо от того, будет ли она вестись с оружием в руках или другими средствами, - требуются, хотя бы перед лицом внешнего мира, 'единый братский народ' и большая сильная, мощная армия, руководимая крепкой рукой и исполненная неограниченной веры в свои возможности.